Место очаровывает. Величественные, хотя и безжалостно потрепанные временем строения Салги притягивают неразгаданностью. Воображение уносит в Cредневековье, когда ингуши занимали на Кавказе центральное место. И период возрождения башенной культуры, феномен которой до сих пор исследуется историками и специалистами, связывают также именно с ними.
ОСТАТКИ БЫЛОГО ВЕЛИЧИЯ
Из Салги отлично просматривается проход к селениям ущелья по нижней тропе, выходящей в сторону Грузии. И тут горцы брали не числом, а умением! Ведь иначе невозможно было защитить родную землю от многочисленных угроз. В самом Салги сохранились две боевые и несколько жилых башен с различными каменными пристройками и оборонительными стенами. По оценкам историков, они появились в годы позднего Средневековья. Сегодня, чтобы составить впечатление об их былом величии и масштабах, надо обладать фантазией. Большей частью комплекс находится в руинах. На северной части комплекса виднеются остатки склепа необычной формы – свод стрельчатой формы.
К большому сожалению, тут практически не сохранились те самые детали, которые придавали башням ингушей особенный шик и изящество. Речь идет об архитектурных элементах, которые имели чисто прикладной характер: кормушки для коней, коновязи, козырьки, крохотные балкончики, ниши и т.п. Все они были выполнены из камня и предопределяли изумительно живописный вид башен.
МУЖСКОЕ НАЧАЛО
Как и каждый ингушский комплекс, этот овеян преданиями, легендами, воспоминаниями. В Салги я отправилась с теми, кто считает его родовым селением. Откровенно любовалась тем, как шли эти мужчины к башням. Они прокладывали путь через живой пласт – травы и цветы им были по грудь. Они словно не замечали путающихся под ногами вьюнов и других растений, смотрели только на башни. И в этот момент стоило видеть их лица и глаза! Словно ничего не было вокруг – ни преград, ни накрапывающего дождя, ничего, что могло бы прервать их движение к родным башням.
Я подходила то к одному, то к другому. Мне хотелось поймать настроение и очутиться с ними на одной волне. Они рассказывали то, что вспоминалось в первую очередь, именно сейчас. Иногда скупо и обрывочно. Но из этих осколков воспоминаний, как из паззлов, складывалась общая картина – история тейпа, которая является срезом истории великого народа.
Они носят разные фамилии, но постоянно подчеркивают, что у всех был один прадед. И в каждом башенном комплексе именно так. Салги – родина для фамилий Салгиевых, Салгиреевых, Додовых, Дзауровых, Марзиевых, Пугиевых, Эльджаркиевых…
Я вспомнила, как во время подготовки выпуска «Земля отцов» один из наших собеседников-ингушей показал на старинную фотографию и сказал: «Это моя родовая башня». Тогда мы так и подписали фото: «Родовая башня такого-то (фамилия)». И в принципе мы не ошиблись: это же его родовая башня. Однако с ингушскими башнями не все так просто: от одного предка, как правило, главы большого семейства, происходили многие ингушские фамилии. И наша подпись была некорректна. Нужно было, конечно же, подписать «Родовая башня (название тейпа и входящие в него фамилии)» и добавить, что башня в ТОМ ЧИСЛЕ и этой фамилии.
Представители тейпа Саьлгхой рассказывают свою историю.
МАГОТЕ
Согласно преданиям, Салги был построен выходцами из поселка Маготе, который находится неподалеку, в полутора километрах юго-восточнее, на остроконечной горной вершине Загал-Дукъ Салги. Название поселения в то время было говорящим. Дело в том, что в Средневековье и ранее каждая гора, местность, река и даже родник были с именем. А вот люди жили без фамилий, и их привязывали к местности: каждый клочочек земли или родничок имел конкретное название, а люди не употребляли еще фамилии. Вместо фамилий называли земли, которые они занимали.
У всем известного Чаха Ахриева Маготе значится как Магал. Он считал его самым старым селением в долине Армхи. Писал так: «В Шонском ущелье Черных гор в прошлом существовал один большой аул, который мог выставить 60 всадников. В этом ауле жил мудрец по имени Магал, обладавший священной книгой, которая хранится в храме этого аула и поныне».
Если включить логику, то станет понятно, что старец поселился здесь вместе с упомянутыми всадниками. Об этом свидетельствуют остатки построек в Маготе. Здесь можно увидеть руины восьми жилых башен и одной полуразрушенной боевой башни. Она была четырехэтажной с плоской крышей и зубчатыми завершениями. Необычные особенности маготинской боевой башни отмечает историк Д. Ю. Чахкиев. Его внимание привлекли многочисленные крестообразные углубления на стенах, необычное расположение и размер оконных проемов. Кроме того, отсутствует одна очень существенная деталь: над вторым этажом нет типичного для всех башен перекрытия – четырехстороннего каменного ложного свода с гуртами. Межэтажные перекрытия у этой башни были деревянные, с глиняным покрытием. Подобные по строению башни есть на остроконечных скалах в других районах горной Ингушетии. Рука одного мастера?
Основал это поселение Маго (М1аг1о). Есть несколько версий по поводу того, как он появился в этих местах. По одной, прибыл из «Туп-Топ– Ч1ож» (селения Татартуп, находившееся в районе современного Эльхотово), по другой – из Шами через Татар-туп. Поселился сначала в Эзми, но ему там не понравилось, и он перебрался на гребень Салгинского хребта, где свила гнездо его необычная птичка-удод.
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
О легендарном чародее М1аг1о и его потомках писалось немало. В ингушских сказаниях он выступает как родоначальник жрецов-дэвов. Многие исследователи передают легенду о братьях, правнуках Маго: Цикким, Пош (Пхош), Гий (Гуй), Чинах (Чинды) и Чопик. Гий был злым и сильным. И братья решили избавиться от него с пользой для себя – продать. Они выманили его в Грузию, связали во время сна и продали в рабство. Но Гий проснулся, освободился от уз и стал догонять братьев. Те – врассыпную. Цикким убежал в Цоринское сообщество, где поселился в Озди, от него пошел многочисленный ингушский род Оздоевы. Чинах осел в Чечне, Чопик – в Грузии. А Пош, который не принимал во всем этом участие, «остался в Маготе и позже основался в Салги». Сам Гий махнул на все рукой и ушел в Тумги. От него пошел род Тумгоевых.
Устное народное творчество донесло до нас много преданий, где рассказывается про мудрость М1аг1о, которую он черпал из своей книги Маго-жей (Мага-джей, Мага-джун), о его учености, необычной дружбе с белой змеей, которая знала человеческий язык, и птичкой, приносившей благодать в дом.
Но однажды, когда Маго не было дома, его сын отрубил змее хвост. Она убила обидчика и уползла из дома. С исчезновением змеи не стало и птички. С ними и благодать покинула дом Маго.
С тех пор, как говорит предание, Маготе стало местом, неблагоприятным для земледельцев и пастухов. Погода здесь менялась несколько раз на дню. Жители приносили жертвы, просили своего Бога сжалиться над ними, принести хорошую погоду. Улучшения наступали, но весьма кратковременные, и горцы решили искать счастья в другом месте. В том числе в Салги. И тут без Маго снова не обошлось! Говорят, что в тот злополучный день, почувствовав неладное, он поспешил к дому. Но устал. Невдалеке от селения присел отдохнуть и помолиться. Здесь же потом стали останавливаться путники. Именно на этом месте, по преданиям, было основано Салги. Так началась его история. Однако жители Салги еще долгие годы, вплоть до депортации, постоянно были связаны с Маготе. Даже приняв мусульманскую веру, они по традиции в день летнего солнцестояния приходили к храму Маго-Ерды и уже безо всяких религиозных обрядов трапезничали тут.
А на Маготинском склоне у них были наделы для покосов. Кроме того, они ходили в лес на территории Маготе, ухаживали тут за рощами орешника, диких груш, яблонь, рябин. О том, что салгинцы почитали лес, свидетельствуют фрагменты орнаменты на их коврах. В 1920-е историк Г. М. Доурбеков зарисовал ингушский войлочный ковер и привел надпись на нем: «Хьун беркат ма эшалда яха ма1ан дола г1арчо» (буквально: «Да не иссякнет благодать леса – говорящий орнамент»). Салгинцы ухаживали за некогда широкой арбовой дорогой, ведущей на вершину этого гребня, к храму Маго-Ерды. Сейчас она заросла, но при желании ее несложно найти.
ПОСЕЛЕНИЕ МАСТЕРОВЫХ
О быте в ингушском замковом комплексе сохранились многочисленные упоминания не только в рассказах, которые старшие представители тейпа передавали младшим. На месте поселений в разрушенных башнях находят немало предметов утвари, оружие. Вот и слава о Салги шла как о поселении мастеровых людей – кузнецах, оружейниках, лекарях, наездниках. Большая кузница на западной окраине Салги, подробно описанная Е. И. Крупновым, принадлежала предкам Абдул-Хамида Дзаурова. Последним потомственным кузнецом (инг – Пхьар) был его дед – Элдакха Илез.
На горном склоне, на южной окраине Салги, добывали селитру, которая использовалась для приготовления пороха. Были мельницы, пороховые производства. Кустарное производство выходило на промышленный уровень. Салги был промышленным центром.
Предания сохранили имена создателей боевых башен Салги. Одна построена таргимцем – ингушским зодчим Тэт-Батык Эльдиевым. О нем ходила слава как об искусном мастере, который построил многие башни. Мастер, возводивший вторую башню (высотой с семиэтажный дом, 22 метра), – Арсмак Евлоев. Сейчас она полуразрушена. Интересно, что помнят даже то, что стало его вознаграждением: 65 коров, конь и рубашка.
ВСЕ ГОРЦЫ – БРАТЬЯ!
Среди моих собеседников оказались те, для кого Салги – место, где они появились на свет. Муса Пугиев родился именно здесь уже после выселения. Кстати, он в этом статусе тоже вошел в историю – рожденный после депортации.
Статный и высокий красавец, говорят, похож на отца. Но надолго задержаться в родовой башне не удалось. Прожили здесь всего два года, потом переезжали – Армхи, Октябрьское. В 1966 году обосновались в Назрани.
У него свой образ Салги. Помимо башен, помнит домики – одноэтажные и двухэтажные. Здесь держали скот, косили, сажали картошку, которая здесь растет замечательно. И до сих пор сюда приезжают косить. Обдумывают, как возродить хозяйство. В этом году намеревались привезти ульи, развернуть пасеку. Но из-за дождливой погоды решили планы притормозить. Наверное, станут пчеловодами в Салги в будущем году.
Абдулкарим Абдулазизович Эльджаркиев, уроженец Ангушта 1943 года рождения – тоже житель Назрани. Почти 60 лет живет там – вырос, учился, работал. И он шагал рядом с нами. Я слушала его историю родства с Салги.
Фамилию его роду дал прадед Эльджар. А его дед Эльбазар родился в этих башнях. Он один из первых в горной Ингушетии принял мусульманство и едва остался жив после этого. Фамильно-родовые братья долгое время не принимали произошедшее. И он, тяготясь своей отверженностью, решил отдалиться от тейпа. Продал все хозяйство и хотел перебраться в Турцию. Но племянники не отпустили. Вернули все добро обратно и оставили дядю на родине. Но Эльбазар ушел очень рано: умер в 54 года, осенью 1914 года. До ужаса нового времени оставалось всего три года. Похоже, Всевышний решил, что на его век испытаний достаточно.
Богослов Абдулазиз Эльджаркиев, отец моего собеседника, также прожил короткую жизнь. Умер на чужбине, в Казахстане, 9 августа 1945 года. Ему шел 42-й год. Мечтал вернуться на Родину. А какой ингуш не бредил этим?
Абдулкарим Абдулазизович вместе с родными время от времени посещает свои башни. В 1967 году поставили забор на кладбище, он стоит и сейчас. Но, помимо заботы о сохранности бесценных камней, он также скрупулезно собирает сведения о тейпе и предках. За родовой записью вместе с сестрой собирается поехать в Грузию.
Мне было приятно услышать от него искреннюю благодарность.
– Очень рад, что ваш журнал послужил поводом приехать сюда, собрать нас всех у подножия наших башен, – сказал он. – Не все приехали, некоторые не решились: думали, что погода помешает, невозможно будет проехать. Спасибо вам, что не побоялись осилить этот путь! Отдельная благодарность за то, что о нашем поселении расскажете в своем журнале. Мы очень благодарны. Надеюсь, что это не наша последняя встреча.
ЧТО ЧУВСТВУЮТ КАМНИ?
На родовом кладбище Салги похоронен отец еще одного из моих спутников – Абдулхамида Дзаурова. Абдул-Тагир Дзауров нашел здесь вечный покой в 1998 году. Он последний, кого захоронили здесь. Абдулхамид Абдул-Тагирович Дзауров подхватывает нить повествования. Говорит, что из раннего детства остались обрывочные впечатления и воспоминания о возвращении в Салги из Казахстана. Ему было три года.
Родные дома оказались заняты: после депортации в них тоже не по своей воле заселили хесуры. Но выезжать, завидев хозяев, они не спешили: идти им было некуда.
В тесноте жили до начала 60-х годов. Но потом пришлось оставить Салги: советское правительство снова решило согнать ингушей с родных камней. На сей раз в рамках мало понятной программы по ликвидации бесперспективных поселений. Это произошло в 1961 году. И они были последними, кто уехал из Салги. Осенью – перед тем, как жизнь в горах почти замирает на полгода, до весны. Они переехали в Армхи. Здесь он живет до сих пор.
В 1968 году схоронил сестру, привез ее сюда, в горы, на родовое кладбище. Сейчас частенько приезжает, ухаживает за родными могилами.
– И отец мой ухаживал за этими местами. Часто приезжаем сюда. Знаете, башни это чувствуют и ценят, – смотрит он на меня. Я знаю, что это так. Я вижу напротив себя единомышленника: башни давно для меня перестали быть просто памятниками. Они явление, которое и мне позволило прикоснуться к своей истории.
УСТАВ ИСПЫТЫВАТЬ СУДЬБУ
Мурат Микаилович Дзауров приготовил свою историю. В Салги жил его прадед, у которого было два сына. Один женился здесь (это его дед) и стал главой большой семьи: у него росли пятеро сыновей и две дочери. Они бы жили большим хозяйством в дружбе и трудах, если бы не эпидемия холеры. Она разразилась в 20-е годы прошлого века. Болезнь забрала двух братьев его отца. Они похоронены тоже тут. Решив больше не испытывать судьбу, дед Мурата Джаси забрал своего младшего брата, свою семью и переехал на равнину. Шла гражданская война. Дзауровы заплатили за мир дорого: на ней погиб брат деда – Ибрагим. Джаси забрал племянника в свой дом.
Они жили до депортации во Владикавказе. Дед погиб в казахстанской ссылке. Сердце горца разорвалось от боли за снова потерянный кров.
Мурат говорит, что старается приезжать в Салги при первой возможности. С нами и его сын Амир. Он зовет его, прося запомнить эти мгновения, каждый вздох, все ощущения близости с исконно родными местами.
– Нас тянуло и тянет сюда, к местам, где веками жили наши предки, – обводит взглядом он окрестности. – Да, у нас разные фамилии, но все мы из одной семьи. Нас тянет сюда и будет тянуть. Здесь покоятся наши предки, мы помним и рассказываем своим детям о том, что слышали от дедов и отцов. Это очень интересные места. Мой дед был музыкантом. Здесь единственное в Джейрахском ущелье место, где растет древесина, подходящая для изготовления музыкального инструмента.
1957 году вернулись к родовым башням родители Джабраила Марзиева. Его легендарный прадед был старшиной Хамхинского общества. Но через два года ушли на равнину. Жил в Октябрьском, сейчас в Плиево. Джабраил сегодня самый старший представитель Пугиевых. Его племянник Юсуп Пугиев живет в Казахстане, в Алма-Ате. У дяди в гостях бывает часто и старается приезжать сюда. О переезде пока не думает: Казахстан стал родиной его детей, которые не хотят переезжать.
…В тот момент, когда все, кто считает Салги родиной своих предков, по моей просьбе встали рядом для общей фотографии, мне показалось, что мы открыли новую страницу истории. Она общая, как и одни у них родовые башни, о которых они думают, помнят, пребывая за сотни и тысячи километров от них. Это их жизненный магнит, который удерживает тягу к познанию истории рода, семьи, нации. Фамилий много, а истоки и корни общие, как и традиции верности, чести, братства.