«Мои слезы остались в Казахстане»

Губати хорошо помнит: в полночь 23 февраля вдруг неожиданно с криком проснулась мама:

- Мне приснилось, что под нашим домом вода, много воды, все унесет, - причитала Вазнат. - Не к добру этот сон.

- Выйди во двор, и расскажи там свой сон, - посоветовал отец, Осман Ахриев.

- Есть такая примета: чтобы сон не сбылся, нужно рассказать его на улице, чтобы ветром беду унесло.

Мы с Губати Галаевой сидим в теплом доме в селении Алхасты. Вокруг крутятся внуки, самый маленький, кряхтя, пытается взобраться на колени прабабушке. Она подсаживает малыша и продолжает свой рассказ.

- Братья спали в дальней комнате, но все проснулись, а мама все плакала. Отец стал сердиться на нее: «Весь дом перебудила!». Но, видно, тревога поселилась и в его сердце тоже. Все говорили, что война шла к концу, а к нам в село Тарское в начале февраля много солдат пригнали. По 5-6 человек поселили в каждом доме. И у нас в гостевом доме жили военные: трое мужчин и три женщины. Нас всех заставляли рыть окопы вокруг села. Только мама успокоилась, я подошла задуть керосиновую лампу, и посмотрела на ходики - было пять часов утра. И тут в двери сильно кто-то стал стучать.

- Ну, вот, - упавшим голосом произнесла Вазнат. - Это беда.

Им дали на сборы два часа, и четко определили, сколько вещей и продуктов можно взять. Старшие девочки кинулись доить коров, дать корм коням, телятам, овцам. Их остановил солдат: «Ни к чему это. Лучше собирайтесь, времени мало».

Все остальное проходило, как во сне. Семья большая, четыре сына, пять дочерей. Никто не знал, куда везут и надолго ли. Старший по званию военный, который квартировался у них в доме, сказал, что путь будет долгий и чтобы брали побольше теплых вещей и продуктов питания. Вазнат попросила сыновей, чтобы взяли большой кусок войлока. Потом там, в поселке Шинкуркуль Кустанайской области, куда их привезут стылой зимой 1944 года, из этого войлока Вазнат сшила детям что-то типа валенок.

- Нас погрузили в машины и повезли на вокзал в Орджоникидзе. Когда мы все забрались в машину, я увидела, как наши лошади пытались за нами идти, но их загнал в стойло солдат. Вообще, скотина вела себя очень неспокойно. А в соседнем дворе, у Цицкиевых, я увидела, как прямо во дворе закапывали тело хозяйки. Мужа за какие-то дерзкие слова хотели забрать военные, а жена бросилась на них с кулаками. И военные ее пристрелили. Правда, разрешили закопать тут же, во дворе, - рассказывает Губати.

В поселке Шинкуркуль их ждали. На станции было много саней. Какой-то казах присматривался к вновь прибывшим, удрученно качал головой: «Мне сказали, что привезут рабочую силу, а тут одни старики и дети». Повезли всех в сельсовет, потом отправили в баню, которая находилась неподалеку. И уж затем стали распределять по домам. Семью Ахриевых привели в дом, где жили ссыльные немцы. В доме было холодно, в сенцах лежало несколько трупов - люди умерли от голода. Похоронить умерших родственников у оставшихся в живых не было сил.

- В тот же день, когда мы прибыли в поселок, у соседа нашего умер сын. Мать их умерла в дороге, мы слышали, как ее труп выбросили на ходу из вагона. В этой семье осталось двое - сын и отец. Наш отец, Осман, пошел помочь вырыть могилу. Было очень холодно, земля, как камень. Мужчины очень долго долбали эту мерзлую землю. Все вернулись, а отца нет и нет. Мама стала волноваться. Когда он пришел, спросила: «Что так долго?» - «Я не мог оставить его одного там, на этом кладбище, на котором всего одна могила - этого мальчика. Плохо, когда кладбище открывает могила ребенка», - сказал он тогда. - Губати, не смотря на свой возраст - ей уже за 80, - на память не жалуется, помнит все имена, даты. Рассказывая о том, что пришлось пережить, только два раза на ее глазах выступили слезы. «Мои слезы остались там, в Казахстане», - сказала он мне.

Через день на этом кладбище появилась могила отца этого мальчика, а еще через семь дней умер отец Губати - Осман. В ту первую зиму от тифа, голода умерло почти треть спецпереселенцев. В ту первую зиму погибло много родственников Ахриевых. Но никогда дети не видели, чтобы плакала их мать. И только однажды, когда умер брат Вазнат, дети увидели через щелку в сарае, как их мама, запершись там, сдерживая рыдания, била себя палкой, чтобы болью физической заглушить боль душевную. Но нужно было выживать. Губати, худенькая 13-летняя девочка, устроилась на работу на ферму. Там в день давали полбуханки хлеба. Девочка прятала его за пазухой поглубже, чтобы не дразнил запах хлеба, и шла по степи домой, чтобы отдать его домашним, а сама возвращалась на ферму. На дорогу у нее уходило два часа, а если был буран, то гораздо больше.

- А сама что ела, если весь хлеб относила домой?

- На ферме молоко пила. Но пока несла хлеб домой, так хотелось кусочек отщипнуть. Потому и прятала далеко за пазуху.

В доме, куда их поселили, было тесно. И едва чуть потеплело, как ребята Галаевы стали мастерить дом из пластов дерна. Получилось, как в сказке - у кого-то избушка ледяная, а у Галаевых- земляная. Их семья подружилась с соседями-немцами. Марта на первых порах помогала с продуктами: давала муку, молоко. Она видела, как тяжело справляться Вазнат с большой семьей, хотя никто из детей от работы не отлынивал, брались за любое дело, лишь бы заработать на кусок хлеба. Тяжело для девочек была работать на полях, сгребать снег.

- Там же ветры сильные, весь снег сдувает, озимые замерзают. Вот мы после каждого бурана выходили на поля и сгребали снег с обочин дорог на поля. А пришла весна, так на быках приходилось пахать, - вспоминает Губати. Ее младшая сестра Хади за свой труд в те годы была даже удостоена медали «За трудовую доблесть в 1941-1945 гг.». Такими наградами спецпереселенцев не баловали.

Есть такая черта у вайнахского народа: куда бы ни забросила судьба, не отчаиваться, строить жилье, налаживать жизнь. Гонимые не раз и не два, люди выживают казалось бы в нечеловеческих условиях. Местные казахи с удивлением наблюдали за тем, что там сооружает парень из семьи Ахриевых. А Сули построил ветряную мельницу. Чего-чего, а ветров в кустанайской области хватает. К дочери Вазнат - Хади приезжали женщины из других поселков. Золотые руки были у девочки. Вернувшись с работы, она брала спицы и вязала все свободное время. Кофты, жилеты, свитера, носки - вязаные изделия пользовались большим спросом. За работу девочке платили чаще всего продуктами, что было хорошим подспорьем для их большой семьи.

Вазнат очень боялась потерять кого-то из детей. Тогда были случаи, когда у заболевших родителей детей забирали в детские дома, и потом следы малышей терялись. Иногда навсегда. И когда Губати, которая здесь, в Казахстане, в школу не ходила, хотели отправить в ФЗО, то всполошилась вся семья. Губати пошла к врачу и попросила дать ей справку, что она больна и не может поехать в Кустанай на учебу. Та написала ей справку, а когда Губати, не умеющая читать, показала эту бумажку чиновнику, тот спросил, знает ли девушка, что там написано. «Я не умею читать», - ответила Губати. «Здесь врач написала, что у тебя известная болезнь - воспаление хитрости». Девушка едва сдерживала слезы от обиды. И только сказала, что если бы она принесла врачу сметану, масло, мясо, то в справке было бы написано, что она больна. Мужчина усмехнулся и, повертев в руках эту справку, сказал: «Ладно, иди домой. Никуда ты не поедешь».

В 1957 году они вернулись на родину. Правда, пришлось несколько дней сидеть на вокзале в Кустанае в ожидании поезда, который должен был отвезти их домой. И это были не теплушки, в которых их депортировали, а настоящие вагоны. Губати к тому времени была уже замужем и вместе с семьей Галаевых приехала сюда, в селение Алхасты. Куда, кстати, очень часто из Кустаная приходят письма от их соседки, немки Марты.