Хайбах - чеченская Хатынь

Каратели старались уложиться в график

Снежный февраль 1944-го. Операция «Чечевица» по выселению вайнахов идет быстрыми темпами. Первого марта 1944 года Берия докладывал Сталину: «Выселение было начато 23 февраля в большинстве районов, за исключением высокогорных населенных пунктов. По 29 февраля выселены и погружены в железнодорожные эшелоны 478 479 человек. Погружено 180 эшелонов». За семь дней! Почти полмиллиона человек. Такие бы темпы эвакуации детей из Ленинграда, обреченного на блокаду. В операции было задействовано 150 тысяч оперативников НКВД, СМЕРШа, войска НКВД, солдаты и офицеры общих войск, тысячи единиц спецтехники. И это в период суровейших боев под Ленинградом. А там - на Кавказе - на каждого «советского воина» приходилось по 3,2 безоружного жителя Советского Союза.

В докладе Берии отдельно упоминаются высокогорные районы. Увязли в них каратели. Неожиданно в горах выпал крупный мокрый снег, и аулы, в которых жили в основном пастухи со своими семьями, оказались просто отрезанными от равнинной части Чечено-Ингушетии. Исполнение плана депортации оказалось под угрозой. И тогда отряды НКВД пошли по аулам, уничтожая людей. В селе Тийста была полностью расстреляна семья Ахмеда Мударова - 8 человек, больных тифом и не имеющих никакой возможности спуститься с гор к эшелонам. Среди убитых - дети от 5 до 8 лет. Самого Ахмеда (1892 г.р.) проткнули штыком и скинули в пропасть. Он остался жив и спустя 50 лет дал показания: «Людей преследовали в горах и на месте уничтожали. На дорогах лежали трупы, убирать их было некому. Юную жену Саламбека Закриева обнаружили на дороге спустя два дня после расстрела. Их двухлетнего сына Сайхана нашли рядом, сосущим грудь матери».

«В Хайбахе остались те, кто в силу своей болезни, старости или по другим причинам, не могли самостоятельно передвигаться, - это из свидетельских показаний Айбики Тутаевой (1892 г. р.) - Им было обещано, что прилетит самолет, и всех заберут оттуда». Самолет! По горным дорогам, занесенным снегом, сами НКВДшники на «студебекерах» едва передвигались. Единственное, что они могли, это устроить своеобразный сборный пункт в Хайбахе (тогда колхозе им. Берия). Пока одни, чтоб не возиться, уничтожали горцев на местах, другие из сел Нашха, Чарма, Моцара, Тийста, Хъижахк сгоняли народ в крошечный аул. Вот так и получилось, что более семисот чеченцев - в основном больные старики, женщины и малолетние дети - оказались под открытым небом, без еды, транспорта, окруженные энкавэдэшниками. Самому старшему Туте Гаеву было без малого сто десять лет. Самым маленьким - близнецам Хасану и Хусейну Гаевым - от роду было всего двадцать четыре часа. Как и девочке, которую родила под открытым небом Пайлах Батукаева и назвала ее Тоитой. Говорят, молодая мать мальчиков так радовалась, когда на свет появились эти два крепыша - Хасан и Хусейн, не зная о том, что малышам суждено совсем недолго пребывать на земле... Всем им предложили укрыться от снега в конюшне, предварительно застлав пол сеном. Люди поверили в то, что им говорили, и сами заносили сено, укладывая поудобнее стариков, больных и детей. Когда все зашли в конюшню, руководивший операцией полковник Гвишиани дал знак, и двери конюшни закрыли. Вывезти этих людей с гор не было никакой возможности. Усилился ветер, и снег повалил с еще большей силой. А докладывать в Кремль было уже пора. И через несколько минут конюшня была залита бензином и подожжена с четырех сторон. Один из очевидцев рассказывает, что обезумевшая от горя мать, когда пламенем была объята вся конюшня, каким-то образом вырвалась и бросилась бежать туда, в лес, прочь от этого ада, сотворенного нелюдьми. Но раздалась автоматная очередь, и она как подкошенная упала, прикрыв собой истекающих кровью младенцев.

Вслед за этой очередью раздался выстрел из пистолета. Пулю себе в лоб пустил солдат, который должен был следить «за соблюдением порядка».

Пепел Хайбаха стучит в его сердце

Саламат Гаев - один из тех, кто много сделал для того, чтобы о трагедии Хайбаха узнало как можно больше людей. В 1944 году ему было всего пять лет.

- В тот день солдаты загнали в конюшню всех, кто подвернулся им под руку, - рассказывает Саламат. - Сожгли всех. У Абу-Хаджи Батукаева - он был кем-то вроде теперешнего главы администрации района - было сожжено 19 членов семьи, у Гелагаевых - 40 человек. Среди погибших в огне были и его родственники: Тута Гаев - 110 лет, Сарий Гаева, его жена - 90 лет, Хату Гаев - 108 лет, Марем Гаева, его жена - 90 лет, Алаудди Гаев, сын Хату - 45 лет, Хаса-бек Гаев, сын Хату - 50 лет, жена Алаудди Хеса - 30 лет, родившиеся в ту ночь у этой женщины близнецы - Хасан и Хусейн.

- Когда каратели ушли, из разных концов ущелья начали собираться оставшиеся здесь люди из ближайших аулов, - продолжает Саламат. - Выставив дозор (солдаты могли вернуться), они стали рыть траншею, чтобы по мусульманскому обычаю предать земле сожженных заживо людей. Над пепелищем стоял смрад, дышать было невозможно, пришлось закрывать лица тряпками. Когда уже недоставало сил долбить мерзлую землю, люди менялись. Так они трудились в течение нескольких дней и ночей, пока не погребли всех, кого можно было вытащить из-под обвалившихся перекрытий и каменных завалов (стены конюшни были сложены из каменных блоков и брусков). Похоронили 147 человек. Под завалами еще оставались трупы.

Недаром до сих пор, когда на пепелище Хайбаха проливается дождь, земля обнажает обгоревшие кости - она упорно выталкивает их из себя, словно так пытается обратиться к людям: «Вы не вправе забывать это. Вы не вправе повторять это».

Саламат помнит и не позволяет забыть другим. 1990 год. При участии прокурора Урус-Мартановского района Руслана Цакаева, поисковика-исследователя и большого друга чеченцев Степана Савельевича Кашурко, видного государственного деятеля и горячего патриота своей родины Дзияудина Мальсагова проведена огромная поисковая работа - раскопки на местах сожжения и расстрела людей в Хайбахе, судебно-медицинские экспертизы в Грозном и Ростове-на-Дону, подтвердившие молву о чудовищном преступлении. Своего рода итогом этой работы стала книга «Хайбах. Следствие продолжается». Один из ее соавторов - Саламат Гаев.

Ведь это наши горы, они помогут нам...

Самого Саламата, бывшего в 1944-м еще ребенком, спасла счастливая случайность. Его мать Езихат за несколько дней до трагедии вместе с четырьмя своими детьми отправилась на ферму, где держала молодняк овец. Тревога витала в воздухе. Оставив детей под присмотром старшей дочери, Езихат вернулась в село. Но Хайбах уже был опустошен и разграблен. Женщина была в растерянности. Она одна воспитывала детей, старшей дочери Асме только одиннадцать, трое других - мал-мала меньше, а муж, Джанар-Али, умер в заключении еще в сорок первом в Карагандинской области в городе Карлах.

Езихат решила в любом случае покинуть ферму - сюда могли явиться солдаты. Начались долгие скитания по горам, трудные переходы. Встречаясь с такими же горемыками, как сами, они узнали, что их народ полностью выселен, и теперь все они, каким-то образом избежавшие высылки, считаются бандитами и подлежат уничтожению. Собираться большими группами было опасно, их могли заметить солдаты, которые рыскали по горам в поисках «бандитов». И люди, не ведавшие, за что они страдают, прятались то в пещере, то в дупле - доведенные до крайнего истощения и отчаяния, не имея ни пищи, ни крова, забывшие, что такое очаг и тепло.

Оставаться на одном месте больше одной-двух ночей было боязно - их могли выследить. Разводить огонь было опасно - они сразу стали бы мишенями. Езихат потом признавалась, что более трех месяцев не могла покормить детей горячей пищей. Спасались тем, что в воде разводили муку из прожаренных кукурузных зерен или готовили цумижаргаш — скатывали картофелины из той же муки, замешанной на масле. 

Однажды в поисках ночлега они набрели на пустую медвежью берлогу. Несмотря на то, что запах в ней был ужасным, они, прижавшись друг к другу, крепко заснули. А ночью выпал снег. Утром, когда Езихат вылезла из берлоги, у нее от страха за детей подкосились ноги: вокруг повсюду были медвежьи следы.

- Уже было тепло, - вспоминает Саламат – Я помню, что все хотел от матери убежать, а она за мной бегала. Я думал, что она со мной играет, а мама просто боялась, что я могу нарваться на солдат и выдать своим присутствием всех остальных. Когда она уходила на поиски пищи, то связывала нас всех одной веревкой, чтобы мы не смогли покинуть укрытие. 

Горы — родные горы! — которые всегда служили горцу пристанищем, теперь таили в себе опасность. Она была повсюду. Нельзя было пить из родников — воду могли отравить. Нельзя было есть найденную (или подброшенную?) пищу — были случаи, травились. Случалось, натыкались на мины. Нельзя было заходить в собственные жилища — они все были под прицелом. Потом начались облавы. Езихат опять миновала беда — они с детьми уцелели. 

Вернулся я на родину…

Неизвестно, сколько еще продолжался бы этот ужас, если бы не решение властей призвать на помощь религиозные авторитеты: сына шейха Солса-Хаджи — Яндарова Абдул-Хамида, сына Дени — Арсанова Бауди и Аббаса, сына Шоипа-муллы из Шали. Их специально вернули из Казахстана, чтобы они уговорили вольно или невольно оставшихся здесь, в горах, людей последовать за всеми в изгнание. Для этих несчастных такой поворот событий был просто спасением. Они начали спускаться на равнину, (сборный пункт был в селе Урус-Мартан), положившись на слово шейхов. Помогли скитальцам и советы шейхов, уже имевших горький опыт в Казахстане. «Даже карманы набейте кукурузными зернами, — говорили они. — Те, кто находятся в высылке, ослабли от голода и болезней. Захватите с собой еды, сколько сможете».

- В сентябре 1944 года мы прибыли в г.Текели Талдыкурганской области, — рассказывает Саламат. — Нам помогли поставить хибару, которая наполовину была врыта в землю. В следующем году мать построила домик из самана — всего две комнаты, но жить можно было. 

Езихат устроилась на работу. Ей удавалось принести домой около полуведра картошки. Теперь она могла не только прокормить своих детей, но и помогать понемногу нуждавшимся. Так прошло десять лет. 

- Оставшиеся до возвращения на родину три года мы жили в Чимкентской области — в 1954 году нас забрал к себе наш дядя по матери, — продолжает Саламат. — Весть о том, что нам разрешено вернуться на родину, застала нас здесь. Радости людей не было конца. А появившиеся на радио передачи на родном языке, чеченские мелодии в исполнении Умара Димаева собирали столько людей, как на свадьбе.

В 1957 году вместе со всеми семья Гаевых вернулась в Чечено-Ингушетию. Но заселяться в горах не разрешали, и они поселились в селении Гехи-Чу Урус-Мартановского района. Здесь Саламат окончил среднюю школу, поступил в Чечено-Ингушский пединститут. После его окончания он вернулся в село, где стал преподавать в школе родной язык. Не изменил профессии и по сей день, учит детей этике и эстетике в училище. У Саламата и его жены Палады выросли прекрасные дети — трое сыновей и две дочери.

В 1987 году — на тридцатом году возвращения чеченцев на родину — перестало биться сердце Езихат, женщины поистине героической, которая с честью прошла через все круги ада, через немыслимые испытания и тяготы. А ее сын продолжает свое главное дело: говорить правду о «пропавшем без вести» ауле, имя которому – Хайбах…