Алаудин Шадиев

Свободный от страхов

Фронтовику из Малгобека Алаудину Шадиеву 2 мая исполнится 95 лет. Мы пришли к нему в тот момент, когда он давал интервью съемочной группе из Чечни. Я просочилась поближе к нему, не обращая внимания на прикрытые двери, не дожидаясь приглашения. Во многом интуитивно рванула в чужие воспоминания, словно боялась не успеть, вдруг он устанет повторять еще раз (наверняка, в сотый, а то и более!). Переживала, что пропущу что-то важное, что безвозвратно пройдет мимо… Было ощущение, что должна успеть сесть в последний вагон поезда, маршрут которого неповторим. Словно начался последний отсчет – каждая секунда казалась на вес… жизни.

Алаудин был в парадном пиджаке с орденами, а на голове – папаха. Он сидел, прямо держа спину. «Действительно, несгибаемый», – промелькнула мысль. Открытый взгляд, благородная седина, – он располагал к себе собеседников сразу, однако, не мог поднять глаза! Мои коллеги безжалостно выставили накамерный свет. Его слепила лампа, он был вынужден, не поднимая глаз, отвечать на их вопросы. Было впечатление, что он, словно погрузился в себя, говорил монотонно, но интересно. Время от времени он, вспоминая самые значимые моменты, оживлялся, наклонялся вперед, пытаясь смотреть на собеседников. Но телевизионщики возвращали его в ту же самую позу, мучительную даже для молодых и здоровых. И снова его глаза начинали слезиться от яркого электрического света. Почувствовала, как перехватило горло, захотелось, чтобы они как можно быстрее ушли.

Подойдя к Алаудину, первое, что сделала – поклонилась ветерану! Это было от сердца, и совершенно не имело значения, как воспримут это чужие. Потом протянула ему наши журналы, рассказала о новом проекте к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Его войне. Поймала его теплый взгляд и придвинулась – хотелось ничего не пропустить, поймать каждое слово, каждый вздох. Почувствовала, что и он был рад, словно тоже пытался успеть. И на меня, как поток, обрушился рассказ о судьбе ингуша, об испытаниях, о доблести, о проявлении человеческого благородства. Ничего наносного, правдиво и искренне он рассказывал о событиях, изменивших мир.

Алаудин Шадиев родился в селе Базоркино Пригородного района. Его семья пользовалась уважением односельчан. Отец Бапан Бунахоевич был священнослужителем в медресе села Кантышево. Его уважали прихожане, приходили за советами и помощью. Мама – Дзуго Биботовна Кодзоева росла в приличной и почитаемой семье. Оба родителя – коренные жители Базоркино. И в своем доме они сохранили нравственные устои горской семьи. Детям, а в семье росли пятеро сыновей и три дочери, они дали светское и духовное воспитание. Именно родительское воспитание помогло закалить дух и не пасовать перед трудностями. После «семилетки» он поступил в индустриальный техникум в Орджоникидзе, где проявились его способности к точным наукам. Затем продолжил учебу в Ростовском институте народного хозяйства. Одновременно записался в местный аэроклуб, увлекся парашютным спортом. За 10 месяцев до начала Великой Отечественной войны, осенью 1940 года, он был призван в ряды красноармейцев.

Алаудин Шадиев

БОМБЕЖКИ И ОКОПЫ

Курс молодого бойца был суровым, обучение чаще всего шло в полевых условиях. По 14 часов в день курсанты совершали изнурительные марш-броски, отрабатывали навыки владения оружием. Предчувствие войны буквально витало в воздухе. 22 июня 1941 года Алаудин Шадиев с товарищами был на сборе в летних лагерях. В 6 часов утра весь личный состав построили на площади и объявили страшную новость. В тот же день курсанты вернулись в стены училища.

Вспоминает, что фельдшеров учили в ускоренном режиме, за год предстояло завершить полный курс. Однако сводки с фронта были неутешительными – фашисты вклинивались все дальше вглубь России. Фронтовик вспоминает боевое крещение. Весь состав училища на машинах перебросили на фронт. Ехали в открытом фургоне. Бомбардировки шли одна за другой. После очередной машина перевернулась и полетела в кювет. Алаудин сумел выползти и начал спасать товарищей. Вокруг темнота, освещаемая только вспышками от взрывов. Курсанты стали вытаскивать из кабины командира роты и водителя. Двое были тяжело ранены, еще двое – погибли.

Первые часы на фронте Шадиев провел в разведке, куда вызвался пойти сам. В близлежащей деревне искали местных жителей, однако всюду были только оккупанты. Курсанты получили приказ охранять тыл действующих частей. Окопались на окраине деревни, выставили караулы. Нередко на них выходили красноармейцы из разгромленных частей, но был случай, когда Алаудин с товарищем сопроводили на сборный пункт немецкого диверсанта.

Однако вскоре была дана команда к отступлению. Отступали ночью, но на открытом месте немцы начали обстрел. Командиры приказали окапываться и принимать бой. «К обеду наши правофланговые перебежали в населенный пункт и повели по немцам шквальный огонь. Я занял место одного из раненых пулеметчиков. Отбились. Пришла санитарная машина забирать раненых. И мы, оставшиеся в живых, за этой машиной добежали до ближайшего населенного пункта, где нас ждали наши ребята. Здесь были готовы окопы и даже противотанковые траншеи», – вспоминает мой собеседник.

Через неделю его с товарищами перекинули на оборону Южного железнодорожного вокзала Харькова. Прямо через улицы красноармейцы рыли окопы, тут же возводили укрепления. Однако решающее сражение за Харьков прошло без курсантов. На второй день прибыл бронепоезд с маршалом С.К. Тимошенко. Он приказал вывести все военные училища из черты города.

Только под Новый год они прибыли к месту новой дислокации – в Саратов. Расстояние в 1450 км преодолели за 44 дня. Здесь в форсированном режиме продолжили занятия по специальности. К 1 июля 1942 года курс был завершен. Выпускники отправились на службу в пограничный округ Ташкента. Но Шадиев тут не задержался. «Вместе с двумя товарищами нас отправили в Сталинград, где формировался отдельный кавалерийский пограничный полк N4. Его формировали очень оперативно за счет пограничников с южных границ. Подобные части были созданы в Алма-Ате, Ашхабаде и Мары», – рассказал фронтовик.

Он был назначен старшим военным фельдшером 4-го сабельного эскадрона и в его составе переброшен в Закавказье, где обстановка была очень напряженной. Полк стоял в Зугдиди. Советские военачальники были вынуждены оттягивать войска с передовой, опасаясь высадки десанта на Черноморское побережье. Подразделение Шадиева несло патрульно-караульную службу в приморских городах, часто выезжая на подавление мелких десантных групп.

Вскоре его рота перешла в подчинение 16-й бригады НКВД. Она участвовала в защите перевалов. Через несколько месяцев, в начале весны 1943 года, Алаудина в составе 44-го полка перекинули под Воронеж. Город освободили, однако в его окрестностях действовали диверсионные группы противника. Пограничникам был дан приказ найти и обезвредить шпионов. И они справились с задачей!

В октябре 1943 года подразделение Шадиева перекинули в Старый Оскол. Здесь задача пограничников была аналогичной – подавление вражеских заслонов, бандформирований.

Алаудин Шадиев (слева) с боевым товарищем 

ЛАГЕРНЫЙ ДОКТОР

А потом грянул трагический для ингушей 1944 год. Наш герой, напомню, служил в войсках НКВД. Полк в это время базировался в Казахстане.

«Когда выселяли, то меня отозвал в сторону один из однополчан – грузин по национальности и сказал: «Ваш народ выселяют. Вы выдержите (грузины и ингуши очень близки – авт.). Если бы нас не было так много, то нас бы тоже выселили», – вспоминает он. Эта часть рассказа дается моему собеседнику исключительно трудно. Прошло больше 70 лет, но говорить о трагедии все так же больно. Он предполагает, что Сталину понадобились земли ингушей, но без ингушей. «В царское время обставляли агрессивно настроенным казачеством, когда нельзя было свободно передвигаться. В 44-м было придумано надуманное обвинение в пособничестве. Но мы-то, фронтовики, видели, как воевали ингуши! Ни один не дрогнул!» – горячится он.

Однако полк его не бросил. Думали-думали, да и отправили начальником санчасти в один из лагерей. Ему было 24 года, понятно, что назначение не обрадовало. Особенно, когда прибыл на место и увидел все своими глазами. «Когда зашел на территорию лагеря, то ужаснулся. Как в гитлеровских концлагерях. Увидел шатающихся доходяг, стены были красные от раздавленных клопов. За бараками маячила чья-то высокая сутулая фигура. Заключенный собирал в котелок кусочки дерьма. Я пошел в свой кабинет. Стук в дверь, заходит высокий парень и ставит на стол четыре подноса с угощениями. Это так шеф-повар решил меня встретить. Я распорядился все отнести больным. Пошел на кухню посмотреть рацион, а там для заключенных – ничего, кроме бульона», – рассказывает Алаудин.

С заключенными он проработал около шести лет. Его признали. Даже самые закоренелые рецидивисты относились с уважением. Он работал добросовестно, помогал всем. Каждый квартал санчасть поднимала на ноги 30-40 человек. Он вспомнил девушку-эстонку, которая однажды пришла к нему со сломанной злобным надзирателем рукой. Он ей помог, а потом взял на работу медсестрой. Помнит норвежца, рентгенолога, который аккурат перед войной помогал закупать рентгеновские аппараты. Его посадили в 41-м. Алаудин отправил его на кухню, прикрепил к медсанчасти. Шадиев спустя много лет говорит о заключенных исключительно доброжелательно. Одинаковые робы не помешали ему увидеть в каждом личность. В его рассказах сквозит личное отношение к этим людям, наверное, даже сочувствие.

В 1955-м, несмотря на смерть великого советского диктатора, условия проживания депортированных стали ужесточаться. Более того, поползли слухи, что репрессированным вайнахам никогда не позволят вернуться на родину. Алаудин, перейдя на гражданскую службу, пошел работать на шахту в городе Текели Талдыкурганской области, что недалеко от Алма-Аты. Надо ли говорить, что и тут его ценили и уважали. Но работа в шахте здоровья не прибавляла. Рабочие болели силикозом, он не стал исключением…

ДОМА

В конце 50-х он вернулся на родину. Осели в Грозном. На первое место Шадиев всегда ставил семью, но в доме он – главный человек. У него было пятеро сыновей и три дочери. Старшего убили в Чечне в 1996-м, через месяц после того, как сдали город. Сейчас его богатство – двадцать три внука и шесть правнуков.

Он благодарен Богу за чудесный дар – жену Зулпу Арсанову, внучку легендарного Дени шейха Арсанова. Красавица и великая труженица. На фотографии она выглядит величаво, словно одна из российских княгинь. Сложно поверить, что именно эта утонченная красавица была награждена за работу в колхозе «Мичурин» под Алма-Атой наградой ВДНХ, что приравнивалось к ученой степени. И совсем не удивляет, что ее фото было на обложке журнала «Огонек».

«Нужно заниматься делом!» – эту фразу неоднократно слышали от моего собеседника все домашние. И уж если он брался за что-то, то делал это честно и серьезно. Был председателем артели потребкооперации – одной из лучших в России. В страшные дудаевские годы был вынужден торговать на базаре. Семье надо было выживать! Однажды какой-то молодой человек дал ему на 50 рублей больше. Он побежал за ним, чтобы вернуть. Удивлению молодого человека не было предела. «Деньги мои, но рука-то – ваша», – решил скаламбурить парень, не подозревая, как оскорбительно это было слышать Алаудину. Алаудин объяснился: деньги принадлежат не ему. В его семье – культ честности и порядочности.

Рукопожатие с Президентом России В.В.Путиным в день вручения городу Маголбеку звания «Город воинской славы» в 2007 году 

КОРОТКО О ГЛАВНОМ

– Чем вы гордитесь?
– Тем, что всегда старался помогать людям, не глядя на их статус. Горжусь, что самые опасные задания давали мне. На фронте был там, где самое трудное и трудновыполнимое, в разведку ходил, вызывался помогать, подтягивать…
– Что сегодня радует?
– Недавно увидел по телевизору, как женщина в Москве приняла осознанно мусульманство, открыв для себя много хорошего именно в исламе. Это хорошо!
– Что тревожит?
– У меня такая черта есть: чем страшнее, тем я чувствую себя спокойнее. А вот мелочи беспокоят. Тревожит неважное здоровье. Латать приходиться постоянно. Стали подводить зрение и слух. Материальная часть жизни…
– В чем-то нуждаетесь?
– Если бы оказался рядом с людьми материально богатыми, я бы знал, о чем просить.
– И о чем?
– Помочь нуждающимся людям. Чтобы остальные жили не хуже.

Ему было за семьдесят, когда началась первая чеченская кампания. В Грозном ветеран имел четырехкомнатную квартиру, потом вместо нее – статус беженца. После войны ингушское отделение миграционной службы «компенсировало» квартиру в Грозном, выплавив ему 140 тысяч рублей. Эти деньги ветеран разделил между детьми. Купить на них жилье было невозможно, и сыновья стали сами строить жилье для отца. Получился удобный и уютный дом. За столом «хозяйничал» средний сын Алаудина Апти. Он был строителем БАМа, возводил дома в Тынде. Он, как и все наследники Алаудина Шадиева, нашел работу по душе, обрел семейное счастье. Он желает отцу только одного – долголетия. С этим же напутствием приходят к нему вне зависимости от праздничных дат или юбилеев представители пограничных войск. К этому пожеланию от всей души присоединяемся и мы.

Автор рубрики Елена Севрюкова

Люди на все времена:
Слово спонсора
2015 год для России проходит под знаком…
Нация непризнанных героев
Семь десятилетий подряд каждый май в каждом…
Отступать нельзя!
Малгобек — город воинской славы
Японц Абадиев
Как гнулась сталь
Сергей Бакаев
Орёл, рожденный на Кавказе
Тагир Бекбузаров
Сердцу не прикажешь всё забыть
Умар Богатырев
Жди меня, и я вернусь
Николай Гайтукиев
У Победы множество имен
Магомет-Гирей Картоев
Тот, кто брал Берлин
Баматгирей Келигов
Последний бой рядового Келигова
Артах Льянов
Память и боль Батыра Льянова
Ахмед Парагульгов
Невидимый фронт Ахмеда Парагульгова
Хасан Султыгов
Честь фамилии
Алаудин Шадиев
Свободный от страхов
Над пропастью во лжи
Момент истины
Находки Как гнулась сталь
Метафизика
Победа духа русской нации и истоки русского…
Память
Герои Великой Отечественной войны