Один из девятисот

– Всех ополченцев – а нас было 900 человек – привезли на железнодорожную станцию, чтобы отправлять в Москву. Пришли и те, кого в ополченцы не записали – желающих-то было почти в 4 раза больше. Всех провожают – кого родители, кого девушки, жены, друзья-товарищи… А меня никто не провожает. И так грустно мне стало. Это же надо, семья у нас большая, а уезжаю, как сирота. Такое у меня было настроение в тот день, 8 июля 1941 года… Прибыли мы на Ленинградский вокзал, оттуда пешком на Красную Пресню. Влились в 8-ю Краснопресненскую дивизию. Не успели обустроиться, как приказ: 9 июля всех ополченцев отправляют на сооружение Можайской линии обороны…

Сергей Иванович Бугров – человек, по всему видно, основательный и рассказ свой ведёт неторопливо, не забывая самые незначительные нюансы. 

Для семнадцатилетнего паренька, привыкшего к тяжёлому крестьянскому труду, работа на сооружении линии обороны, на первый взгляд, не представляла особой сложности. Но это только на первый взгляд. Трудились с раннего утра дотемна, а летние дни долгие. А в короткие перерывы ополченцев обучали начальным навыкам владения винтовкой: иного оружия не было. 

– Уже тогда время от времени над нами пролетали немецкие самолёты. Не бомбили, нет. Видно, это были самолёты-разведчики, – вспоминает Сергей Иванович. – Когда я в первый раз увидел такой самолёт, то думал, что вот сейчас появится наш «сокол» и собьёт фашиста. Но никто не появлялся, а немецких самолётов с каждым днём становилось всё больше. И смотреть на это было и страшно, и обидно. Уставали мы, конечно, сильно, но умудрялись после такой вот выматывающей работы ещё черкнуть пару строк домой, родным своим. Я же в первый раз так далеко и надолго уехал из дому. У меня к тому времени один брат служил на флоте, другой – в штабе округа. Знаю, как дома радовались каждой весточке от них. Особенно мама…

Семья у Бугровых была большая даже по крестьянским меркам – 10 человек. Правда, двое детей умерли в раннем детстве. Но всем остальным отец Иван Гаврилович сумел привить любовь к труду, все имели какую-то специальность, были при деле. Лодырей не было еще и потому, что Иван Гаврилович занимал большую должность по тем временам: был председателем колхоза. Вся семья на виду, если что у твоих не так, то других уже не накажешь, сразу пальцем покажут: своих сперва к порядку приведи, а потом командуй. 

– Помню, всех сельских собрали в избе-читальне, бывшем поповском доме. Старший брат был активистом, проводил коллективизацию. Я тогда совсем пацаном был, семь лет, ещё в школу не ходил. Брат и ещё один, из волости, рассказывают, что такое колхозы, как все будут работать. Мужики молчат. И папаня помалкивает. И тут кто-то из мужиков говорит: «Ну, если всё так хорошо будет, то пусть твой отец и станет председателем. А мы глянем, как у него это получится. Может, и запишемся в этот колхоз». Хочешь не хочешь, пришлось папане старшего сына поддержать… 

Сергея с детства тянуло к технике. После окончания семилетки – а в то время десятилетку заканчивали, в основном, городские – он пошёл в фабрично-заводское училище, где получил специальность токаря. Там и остался работать. Видно, общение с братом-активистом и отцом-председателем колхоза для него даром не прошло. Быть в гуще событий, уметь организовать сверстников на субботник или какое-нибудь другое мероприятие – это у него получалось легко. Парня приметили, выбрали секретарем комсомольской организации. Перед ним раскрывались самые радужные перспективы. И кто знает, может быть, пошёл бы учиться, стал инженером и дальше, вверх по служебной лестнице… Одним словом, кто знает, как сложилась бы судьба у Серёги Бугрова, если бы не война.

– Тогда многие, особенно молодежь, верили в непоколебимую мощь Красной Армии. Все занимались спортом, чтобы получить значок ГТО – «Готов к труду и обороне СССР». Занимались парашютным спортом. Думали, что никто нам не страшен. И песни такие же пели – о том, как крепка наша броня. А вот 22 июня немцы начали войну и уже через месяц – летают над Москвой, и никто их не сбивает! Понять всё это было трудно. Но даже тогда, работая на сооружении Можайской линии обороны, я думал: «Ничего, вот прибудут наши войска, разобьём фашистов». Откуда они прибудут, я и не представлял. Но верил. И ребята, что со мной были, ополченцы, тоже в это верили. 

Ополченцы, среди которых подавляющее большинство было семнадцатилетних ребят, даже представить себе не могли, с какой большой, хорошо вооружённой и прекрасно подготовленной, обкатанной на военных действиях в Европе армией им предстоит сойтись в боях под Москвой. Фашисты рвались к столице, бои шли на всех направлениях. Особенно ожесточённые действия развернулись на северо-западных подступах к Москве.

– Нам-то командиры не говорили, какие города и деревни уже оккупированы фашистами, но между нами уже шли разговоры, просачивалась информация, что гитлеровцы уже совсем рядом. Да что там слухи! Гул от канонады с каждым днём приближался. А на позициях – только мы, ополченцы. «Будем держать оборону», – говорили командиры. А как её держать, эту оборону, когда нам выдали одну винтовку на троих и каждому – пяток патронов. Пять!

И Сергей Иванович для убедительности растопыривает пятерню.

– Вы помните первый день, когда вам пришлось принять бой? 

– Да как же это забудешь, если огонь был сплошной, и земля была усеяна телами наших ребят?! Раненых было много, не успевали оттаскивать в безопасное место. За один день потеряли 6 тысяч человек. Создали живой щит, не давали фашистам продвигаться дальше, к Москве. Мы задержали немцев на два дня, пока не подошли сибирские войска. Это же был ад, кромешный ад! А под Ельней я попал в плен…

Сергей Иванович замолчал надолго.

Ему повезло, он не был ранен. И в первые дни плена жил надеждой, что сможет совершить побег. Но охраняли пленных хорошо, к тому же их перегоняли с места на место довольно часто. Пленному рядовому Бугрову везло: везде, куда он попадал, встречались люди, которые брали под свою опеку молодого солдата. 

А потом их пригнали в Германию, в город Эссен, где ему вместе с другими пленными предстояло работать на шахте. Освободили их в апреле 1945 года американцы. 

– Вернулся на родину, а дома-то нет, сожгли. Стали возвращаться братья. Пётр, вся грудь в орденах, Алёша тоже с наградами боевыми: на флоте служил. Михаил, который служил при штабе, всю войну прошёл. А тем, кто остался в деревне, пришлось пожить под немцем. Отца как председателя колхоза, который хорошо знает людей, немцы решили сделать старостой. И тогда отец спрятался в подвале церкви, чтобы не идти служить гитлеровцам. И пока немцы стояли в деревне, всё это время он там просидел. Ему сёстра и мать носили еду. За его поимку обещали награду – 10 тысяч марок…

Пока строились, жили в другом месте. Своих хозяев через полгода нашла кошка, которую все считали погибшей. Пришла похудевшая, грязная. Потерлась, мурлыча, о ноги каждого и улеглась на лавке, у печи. А когда дом построили, то её первую в дом запустили – на счастье. 

После войны устроился Сергей Иванович работать налоговым инспектором и проработал на этом месте 40 лет, до самой пенсии – такое вот завидное постоянство. Женился, родились две дочки. Хозяйство было у них с женой Лидией Ивановной крепкое. В любви и согласии прожили 48 лет. Но уже 16 лет, как нет Лидии Ивановны: скончалась от инфаркта. Неожиданно умерла дочь Галя. Для её дочки, внучки Сергея Ивановича, Оксаны, Сергей Иванович – и дед, и бабка, и мама, и папа в одном лице. 

Сейчас всё хорошо у Сергея Ивановича: крепкое хозяйство, машина, ухоженный сад и огород. И на здоровье не жалуется особо. Непростую жизнь прожил Сергей Иванович Бугров – один из 900 ополченцев, кто в июле 1941 года из Солнечногорска отправился на защиту Родины.