Жизнь Саадулы

Судьба этого пожилого человека типична для многих его сверстников, ингушей, участников Великой Отечественной, переживших депортацию 1944 года, возвращение на родину, изгнание из-под родного крова в результате осетино-ингушского конфликта 1992 года и до самой смерти так и не сумевших вернуться домой.

Первая встреча с ветераном Великой Отечественной войны Саадулой Баадуловичем Арсамаковым произошла летом 2005 года. Жара стояла нестерпимая. Казалось, ещё немного и станут плавиться опоры линий высоковольтных передач, которые густой сетью окутали всё пространство над городком беженцев у поселка Майский. С Саадулой Баадуловичем мы сидим под небольшим навесом у вагончика, в котором он живёт больше десяти лет после осетиноингушского конфликта. Он рассказывает о своём житье-бытье, потом вдруг спохватывается:

– Я тебе сейчас, дочка, что-то покажу, – и идёт в вагончик.

– Смотри, – старик протягивает мне красочную открытку. Тёплые с лов а поздравления с Днем Победы, пожелание здоровья, счастья, в общем, всё, что желают в этих случаях участникам Великой Отечественной.

– Ты сюда смотри, – нетерпеливо тычет пальцем Саадула Баадулович. – Видишь, сам Путин подписал мне поздравление, наш президент.

Я смотрю на конверт, поздравление пришло на адрес: Алания, Чермен, улица Восточная, 45. По этому адресу прописан Саадула Арсамаков. Но вместо дома – одни развалины, а Саадула Баадулович и его жена Банати вот уже 12 лет живут в железном вагончике в лагере беженцев. На замечание соседки, что в этих вагончиках летом, как в духовке, а зимой холод собачий, старик только устало машет рукой:

– Ничего, главное, не под открытым небом. Спасибо миграционной службе – вагончик нам выделили. Выживем, на меня два раза похоронка приходила. А я вот живу, – улыбается он.

Операция «Урух»

Он родился в селении Базоркино (нынешний Чермен), закончил педагогический техникум, затем по комсомольскому призыву поступил в Орджоникидзевское в оенное училище. Нача л с лужбу в Ленинакане в 35-ой отдельной горновьючной миномётной батарее 20-й горнострелковой дивизии. Было это в 1940 году. О том, что началась война, узнал на учениях в городе Гори. 20-ю дивизию к зиме перебросили в Адлерский район. Войска противника стремительно продвигались на юг России. Горным стрелкам было поручено задержать фашистов в районе Майкопа.

– «Урух» – так называлась операция, где нам была поставлена задача: чтобы ни стоило задержать противника, не дать гитлеровцам выйти к Сухуми, – вспоминает Саадула Баадулович. – Бои были жестокие. Немцев мы остановили, но какой ценой! Трупами была усеяна земля. И наших солдат там полегло без счёта, и немцев... Раненых было много. Вот тогда-то мои родители получили первую похоронку; «Геройски погиб в боях за Родину»...

Саадула Баадулович продолжает, словно события заново проходят перед его мысленным взором:

– После операции «Урух» дивизия получила пополнение, и был дан приказ: идти на Кубань. Предстояло двигаться по заболоченной лесополосе. Под самым носом у немцев рубили деревья, сколачивали стеллажи, которые укладывали под колеса техники. И когда наши войска вышли на плоскость, то застали немцев врасплох. Бой за освобождение станицы Северской был стремительным. Затем были освобождены от гитлеровцев станицы Ильская, Охтырская, Лабинская, Обнинская, станция Узловая… Затем был получен приказ идти на юг, к Новороссийску.

Первый посёлок, пригород Новороссийска, взяли без больших потерь, а потом мы попали в окружение. Командир выстроил нас и говорит: «Чтобы прорвать окружение, нужно, чтобы группа бойцов прикрывала отход части. Приказывать не могу…» Нас было 17 человек, добровольцев. Мы понимали, что вероятность остаться в живых – один процент из ста. Но разве мы тогда думали об этом? Тот бой под Новороссийском до сих пор помню в деталях. Мы оглохли от разрывов снарядов, от свистящих пуль нельзя было голову поднять. Но свою задачу всё-таки выполнили. В том бою я получил несколько ранений, моё тело было, как решето. Одна пуля пробила каску и застряла у меня в голове. И я потерял сознание. Очнулся от того, что какая-то девчушка тащит меня и приговаривает, чуть не плача: «Ну, миленький, хоть ногами чуть отталкивайся, ты же такой тяжёлый. Ну, пожалуйста…» А я бы и рад отталкиваться, да только ранен был в ноги. Ну, кое как мы с моим санинструктором выбрались к своим, а там я опять потерял сознание. Очнулся уже после того, как меня прооперировали в сочинском госпитале. Там я долго провалялся. А родители получили вторую похоронку: «Геройски погиб в боях за город Новороссийск». Отец рассказывал, что получив это извещение, сказал матери: «Может, они там опять ошиблись?»

– Знаешь, дочка... Мой собеседник явно готовится сделать какое-то лирическое отступление, – Все думаю, как бы мне найти ту девчушку, что вытащила меня тогда из-под пуль? Я бы нашёл её тогда, сразу после того, как меня после госпиталя домой отправили. Да только события так стали развиваться, что не до поисков мне было...

Из госпиталя – в ссылку

В госпитале его штопали-лечили, а вот застрявшую в голове пулю трогать не стали. Хирург в госпитале сказал: «Слабый ты ещё, боец, окрепнешь чуток, тогда дома тебе сделают операцию, выта -щат эту пулю».

Домой ехал не один. Его сопровождала медсестра из госпиталя. Опираясь на её плечо, он медленно шёл по улицамродного Базоркино. С перебинтованной головой, похудевший, бледный.

Бредущих по сельской дороге перебинтованного солдата и медсестру первой увидела мать Саадулы. И хотя под вышитой дорожкой на комоде лежали две похоронки на сына, сердцем почувствовала, что это её сын. Израненный, слабый, но живой!

– Чуть окреп, и мне в Орджоникидзе друг моего племянника врач Туганов, осетин, сделал операцию, удалил мне пулю из головы. Выписался я из больницы в феврале 1944 года. Поскольку комиссовали меня под чистую, то думал вернуться к своей первой профессии – учителя. Думаю, вот сниму повязку с головы и пойду в школу – учителей тогда в школах не хватало, – продолжает свой рассказ Саадула Баадулович.

Но в школу ему пришлось идти гораздо раньше.

– 22 февраля пришли к нам в дом два солдата и говорят мне: «Командование просит вас явиться в школу». Я кое-как напялил на бинты шапку – в тот день очень холодно было – и пошёл в школу. Думал, меня, как военного человека, хоть и комиссованного, хотят поздравить с Днем Советской армии. А меня майор взял под руку и заводит в кабинет: «Понимаешь, с луживый, какая история... Дело в том, что всех вас – ингушей и чеченцев – выселяют... Как врагов народа, пособников фашистов... Прости».

Саадула Баадулович долго молчит, заново переживая те далекие события.

– Вот так я стал врагом народа. В ссылку я поехал с забинтованной головой, из которой всего десять дней, как вытащили немецкую пулю. Я её долго хранил, как талисман. Потерял, когда в спешке покидали свой дом в Базоркино в ноябре 1992 года. Тогда не до талисманов было, свою жизнь спасали...

Возвращение

Из ссылки Арсамаковы вернулись в 1960 году. Но их дом был занят, там проживала осетинская семья – женщина с двумя сыновьями. Они до сих пор живут в доме, который был построен ещё дедом Саадулы Баадуловича. А бывший горный стрелок Арсамаков стал работать в строительном комплексе Северной Осетии. Лет через пять ему дали участок в селении Чермен (бывшее Базоркино). На нём он с сыновьями построил дом, который был разрушен во время осетино-ингушского конфликта в 1992 году.

– Участок мне выделили только после того, как мне дали удостоверение участника Великой Отечественной войны. А получил я его через 22 года после окончания войны. Когда вернулись из ссылки, пришёл я в военкомат в Орджоникидзе, а мне говорят, нет ваших документов, подтверждающих ваше участие в боевых действиях. У меня всё тело в шрамах, а мне говорят «Нет доказательств», – возмущается Саадула Баадулович, трогая глубокий шрам на голове. – К кому я только не обращался в Северной Осетии, один ответ: «Нет никаких документов». А однажды вызывает меня в военкомат молодой офицер, начальник 4-ого отдела, русский парнишка. К тому времени я уже отчаялся доказать, что воевал. И этот офицер мне говорит: «Имеются документы, подтверждающие ваше участие в составе подразделений 20-ой горно-стрелковой дивизии». Оказывается, все бумаги в архиве имелись. Нужно было только захотеть их вытащить на свет божий...

Во время нашей первой встречи с Саадулой Баадуловичем в 2005 году ему было 87 лет. Потом я ещё не раз приезжала в городок беженцев, в надежде, что ветерану Великой Отечественной всё-таки разрешат вернуться на свою землю, восстановить разрушенный дом. Не разрешили. Своё 90-летие ему пришлось отмечать в железном вагончике в городке беженцев, недалеко от поселка Майский Пригородного района Северной Осетии. И Саадула Баадулович, и его жена Банати, пережившие депортацию и ужасы конфликта 1992 года, вернулись на свою родную землю, только после смерти. Их похоронили на родовом кладбище в селении Базоркино (ныне Чермен).

А все эти годы, пока был жив ветеран войны, инвалид второй группы Саадула Арсамаков, ему исправно приходили поздравительные телеграммы с Днем Победы от Президента России на адрес, где вместо дома – одни развалины.