«Дикая дивизия»: подвиг во славу Отечества

Три года Кавказская конная дивизия, завоевавшая поистине легендарную воинскую славу, находилась в действующей армии на Юго-Западном и Румынском фронтах. О ее геройских делах хорошо знали в российской армии и по стране. Но потом, после Октябрьской революции, по идеологическим соображениям боевая история дивизии и ее полков, подвиги всадников и офицеров будут преданы полному забвению и вычеркнуты из истории народов Кавказа.

И только в наше время мы можем рассказать правду о той, фактически все еще остающейся для нас малоизвестной Первой мировой войне, о доблести в боях кавказских полков.

По Высочайшему приказу

23 августа был объявлен Высочайший приказ Николая II о создании «Кавказской Туземной конной дивизии» из шести конных полков: Кабардинского, 2-го Дагестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского. В то время в составе российской армии уже находились Кавказская кавалерийская (конная) дивизия и пять кавказских казачьих дивизий. Поэтому, когда произошло рождение нового воинского соединения исключительно из горцев Кавказа, было принято решение назвать его «Кавказская Туземная конная дивизия», чем подчеркивалось ее исключительно местное, кавказское происхождение. Ведь, согласно словарю Владимира Ивановича Даля, слово «туземный» обозначает имеющий «принадлежность к какой-либо стране, земле». Так с момента создания Кабардинского конного полка произойдет становление уникального в своем роде воинского соединения – Кавказской конной дивизии. Корнет Алексей Арсеньев обратит внимание на добрые отношения, сложившиеся здесь между офицерами разных

национальностей: «Племенной состав офицеров в полках был смешанный: например, в Ингушском, кроме русских и ингушей, было много грузин; в Кабардинском – были и кабардинцы, и осетины, и балкарцы, и грузины. В полковой офицерской среде все были равны, и никому в голову не могло прийти считаться каким-либо образом с национальностью другого — все были членами единой полковой семьи...».

Сам факт формирования «Кавказской Туземной конной дивизии» из добровольцев стал ярким и знаменательным событием в истории установления новых взаимоотношений России с кавказскими горцами. Ведь к 1914 году прошло всего пятьдесят лет с того времени, как окончилась продолжительная Кавказская война, которую российские правители вели на Кавказе, покоряя многие из его народов силой оружия. И то, что теперь целая горская дивизия, насчитывающая около 3500 всадников и офицеров, вливалась в состав русской армии, конечно же говорило о том, что в сложившейся исторической обстановке горцы искренне шли на фронт, чтобы защитить от врага Россию, став шую и для них общим с другими народами Отечеством.

Вот что в связи с этим писал бывший офицер Кабардинского конного полка, юрист по образованию Алексей Алексеевич Арсеньев в очерке «Кавказская Туземная конная дивизия»: «Большинство горцев славной «Дикой дивизии» были или внуками, или даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за нее по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой дивизии» нет ни единого случая даже единоличного дезертирства!».

Об исключительном внимании императора Николая II и Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича к новой дивизии кавказских горцев свидетельствует тот факт, что командиром ее тогда же, 23 августа, назначается младший брат царя генерал-майор Свиты Его Величества Великий Князь Михаил Александрович, родившийся 22 ноября 1878 года.

Как в Чечне и Ингушетии, так и в других округах Терской области все, кто летом 1914 года вступал в ряды формируемых национальных полков, знали, что они идут на службу в армию Его Императорского Величества царя Николая II и, давая клятву на верность службе Российскому Отечеству, обращались к его имени.

О формировании Ингушского конного полка было объявлено 9 августа 1914 года. Значительная роль на первоначальном этапе формирования полка до приезда его командного состава принадлежала старшему помощнику начальника Назрановского округа уроженцу Ингушетии подполковнику Эдиль-Султану Беймурзаеву. Он сам лично объезжал ингушские селения, беседовал с их жителями на сходах, и во многом благодаря ему уже в скором времени в окружное управление поступили списки добровольцев. Окончательное же решение по каждому из них надлежало принять командиру полка и старшим полковым офицерам. 11 сентября во Владикавказ, где в то время находи лось место пребывания начальника Назрановского округа, из Петербурга прибыл полковник Георгий Алексеевич Мерчуле, назначенный Высочайшим приказом командиром Ингушского конного полка.

«Смена богов» и потомок Мюрата

Абхаз по национальности, он родился 6 декабря 1864 года. Согласно «Краткой записке о службе», происходил «из дворян Кутаисской губернии». «Мерчуле Георгий (Паша) Алексеевич из села Илори Кодорского участка Сухумского отдела (Абхазия), отец его абхазец, известный во всей округе учитель», – пишет Езут Кичович Габелиа в книге «Абхазские всадники», вышедшей в Сухуми в 1990 году.

В ранней биографии Георгия Алексеевича Мерчуле интересен тот факт, что он учился в Ставропольской гимназии на Горском отделении (Горский пансион), давшем путевку в жизнь многим горцам Северного Кавказа, ставшим известными просветителями. После Ставрополя его путь лежал в Петербург, где он поступил в военное училище. «В службу вступил по свидетельству общего отделения дополнительного класса Горского отделения Ставропольской гимназии от 16 июня 1884 года за №861 прикомандированным к Николаевскому кавалерийскому училищу 1884-го сентября 1-го», – записано в «Записке» о службе Мерчуле. После окончания Николаевского кавалерийского училища в чине корнета Мерчуле направляется на Северный Кавказ в 45-й (позже 18-й) драгунский Северский полк; службу здесь проходили многие офицеры, которым в 1914-м предстояло попасть в «Кавказскую Туземную конную дивизию». Десять лет прослужил он в этом полку, и 20 октября 1896 года в чине штабс-ротмистра был командирован в Офицерскую кавалерий скую школу для прохождения курса. «Окончил курс «успешно» и отчислен из школы обратно в полк – 1898-го сентября 24-го».

Из Петербурга Георгий Алексеевич, пользуясь предоставлен ным месячным отпуском, поехал на родину, в Абхазию, откуда в конце октября и прибыл в Северский драгунский полк на Кавминводы. Но в Офицерской кавалерийской школе помнили о Мерчуле как об опытном наезднике, умелом офицере, который с полным правом мог стать преподавателем в этом престижном военном учебном заведении. И уже вскоре, 27 декабря, последовал Высочайший приказ о зачислении штабс-ротмистра Мерчуле «в постоянный состав Офицерской кавалерийской школы». В наступившем 1899 году он прибыл в школу и сразу же получил назначение помощником заведующего «курсом обучающихся наездников», а с 5 октября стал помощником заведующего «кур сом обучающихся офицеров в офицерском отделе». В январе 1903-го Мерчуле производится в ротмистры.

13 июня 1905 года начальник Офицерской кавалерийской школы генерал-майор Алексей Алексеевич Брусилов, в будущем прославленный военачальник периода Первой мировой воины, подписал свое ходатайство и «Краткую записку о службе состоящего в постоянном составе Офицерской кавалерийской школы ротмистра Мерчуле, представленного к переименованию в подполковники» ранее выслуженного срока «за отличия по службе».

Известно, что на 1 января 1910 года подполковник Георгий Алексеевич Мерчуле уже занимал должность начальника отдела в Офицерской кавалерийской школе. 18 апреля того же года он получил чин полковника. За отличия по службе в мирное время был награжден орденами: св. Станислава 3-й и 2-й степени, св. Анны 3-й и 2-й степени.

И вот с 11 сентября 1914 года полковник Мерчуле стал командиром Ингушского конного полка. Служивший под его командованием корнет Анатолий Львович Марков в своих воспоминаниях «В Ингушском конном полку», изданных в парижском эмигрантском журнале «Военная быль» в 1957 году, так напишет о нем: «Полковник Георгий Алексеевич Мерчуле, офицер постоянного состава Офицерской кавалерийской школы из знаменитой «смены богов», как в кавалерии называли офицеров-инструкторов Школы, получил полк при его форми ровании и им командовал до расформирования... Это был су хой, небольшого роста абхазец, с острой бородкой «а-ля Генрих 4-й». Всегда тихий, спокойный, он произвел на нас прекрасное впечатление».

Рядовым всадником в том же сентябре четырнадцатого в Ингушский полк вступит родной младший брат Георгия Алексеевича – Дорисман Мерчуле, который в боях заслужит два Георгиевских креста и производство в чин прапорщика.

Опытным боевым офицером пришел в полк штабс-ротмистр Гуда Алиевич Гудиев, уроженец Ингушетии, «сын юнкера ми лиции Терской области», назначенный командиром 1-й сотни. Он родился 12 февраля 1880 года. Общее образование получил во Владикавказском реальном училище, военное – в Елиза ветградском кавалерийском училище, окончив его в 1903 году. Корнетом Ингушской сотни Терско-Кубанского конного полка Гуда Гудиев вступил в войну с Японией. Как сказано в «Списке офицерским чинам Кавказской Туземной конной дивизии», он «в сражениях был, ранен и контужен не был. Имеет награды за кампанию 1904–1905 годов: св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость», св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, св. Станислава 2-й ст. с мечами, св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом». В чин штабс-ротмистра Гудиев произведен 1 сентября 1910 года.

Из Офицерской кавалерийской школы вместе с полковником Мерчуле прибыл на службу в Ингушский конный полк и подполковник Владимир Давидович Абелов, «потомственный дворянин Тифлисской губернии», ставший помощником полкового командира.

Весьма колоритной и яркой личностью в Ингушском полку, да и во всей дивизии, являлся полковник, французский принц Наполеон Мюрат, правнук знаменитого наполеоновского маршала, короля Неаполитанского Иоахима Мюрата, женатого на сестре Наполеона Бонапарта Каролине. И в связи с этим род ством полковник Ингушского полка принц Мюрат был правнучатым племянником императора Франции.

Как странно и необъяснимо складываются порой челове ческие судьбы! Прадед принца Наполеона Мюрата маршал Иоахим Мюрат вместе с Наполеоном Бонапартом в 1812 году шел с армией, чтобы покорить Россию. Их же потомок, связав свою жизнь с этой страной, стал офицером российской армии и геройски сражался с ее противниками.

Еще в 1904 году Наполеон Мюрат добровольно ушел на Японскую войну, проявил мужество в боях, был тяжело ранен и вернулся с Дальнего Востока в Петербург с шестью боевыми орденами.

После войны принц Мюрат служил в Лейб-гвардии конном полку, затем в постоянном составе Офицерской кавалерийской школы, где, по словам хорошо его знавшего, известного в дореволюционной России журналиста и писателя Николая Николаевича Брешко-Брешковского, готовил «из молодых поручиков и штабс-ротмистров таких же центавров, каким он был сам, достойный правнук великолепного Иоахима Мюрата». Позже, выйдя в запас, он уехал в Америку, «но с первыми же раската ми Великой войны умчался в Россию и вступил в ряды «Дикой дивизии».

Принц Мюрат вновь пошел сражаться за Россию, а то, что он добровольно вступил в Кавказскую конную дивизию, было для него вполне естественным – ведь по матери, грузинской княжне Дадиани, он имел самое непосредственное отношение к Кавказу...

Всадники с достоинством

Кавказская дивизия имела ряд особенностей. Так, здесь рядовых называли не «нижними чинами», как то было принято в россий ской армии, а «всадниками».

Так как у горцев не существовало обращения на «вы», то к своим офицерам, генералам и даже командиру дивизии Велико му Князю Михаилу Александровичу всадники обращались на «ты», что нисколько не умаляло значения и авторитета команд ного состава в их глазах и никак не отражалось на соблюдении ими воинской дисциплины.

«Отношения между офицерами и всадниками сильно от личались от таковых в регулярных частях, – вспоминал офицер Ингушского полка Анатолий Марков. – В горцах не было никакого раболепства перед офицерами, они всегда сохраняли собственное достоинство и отнюдь не считали своих офицеров за господ – тем более за высшую расу». Подчеркивает это в очерке «Кавказская Туземная конная дивизия» и офицер Кабардинского конного полка Алексей Арсеньев: «Отношения между офицерами и всадниками носили характер, совершенно отличный от отношений в полках регулярной конницы, о чем молодые офицеры наставлялись старыми. Например, вестовой, едущий за офицером, иногда начинал петь молитвы или заводил с ним разговоры. В общем, уклад был патриархально-семейный, основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани вообще не было места...

Офицер, не относящийся с уважением к обычаям и религиозным верованиям всадников, терял в их глазах всякий авторитет. Таковых, впрочем, в дивизии и не было».

Весьма интересны и следующие обобщения, сделанные русским офицером Арсеньевым о горцах – его боевых товарищах по Кабардинскому полку и дивизии: «Чтобы правильно понять природу «Дикой дивизии», нужно иметь представление об общем характере кавказцев, ее составлявших.

Говорят, что постоянное ношение оружия облагораживает человека. Горец с детства был при оружии: он не расставался с кинжалом и шашкой, а многие – и с револьвером или старин ным пистолетом. Отличительной чертой его характера было чувство собственного достоинства и полное отсутствие под халимства. Выше всего ценилась ими храбрость и верность; это был прирожденный воин...».

Алексей Алексеевич Арсеньев, говоря о высокой дисциплине, существовавшей в дивизии, подчеркивает, что, в первую очередь, это было связано с тем, что «всякий мусульманин воспитан в чувстве почтения к старшим: это поддерживалось «адатами» – горскими обычаями».

Очень ярко и выразительно напишет о Кавказской конной дивизии Николай Николаевич Брешко-Брешковский в своей книге-романе «Дикая дивизия», вышедшей в начале тридцатых годов в эмигрантском издательстве в Риге. Он неоднократно бывал на фронте в дивизии и ее полках, близко знал многих ее офицеров, встречался с всадниками.

В то время горцы Кавказа и «степные» народы Туркестана, пишет Брешко-Брешковский, «не отбывали воинской повинности», однако при любви их «к оружию и к лошади, любви пламенной, привитой с раннего детства, при восточном тяготении к чинам, отличиям, повышениям и наградам, путем добровольческого комплектования можно было бы создать несколько чудесных кавалерийских дивизий из мусульман Кавказа и Туркестана. Можно было бы, но к этому не прибегали».

«Почему?» – ставит вопрос Брешко-Брешковский и сам же отвечает на него: «Если из опасения вооружить и научить военному делу несколько тысяч инородческих всадников – напрасно! На мусульман всегда можно было вернее положиться, чем на христианские народы, влившиеся в состав Российского царства. Именно они, мусульмане, были бы надежной опорой власти и трона.

Революционное лихолетье дало много ярких доказательств, что горцы Кавказа были до конца верны присяге, чувству долга и воинской чести и доблести...».

«Спешно понадобился офицерский состав, – пишет Брешко Брешковский, – и в дивизию хлынули все, кто еще перед войной вышел в запас или даже в полную отставку. Главное ядро, конечно, кавалеристы, но, прельщенные экзотикой, красивою кав казскою формою, а также и обаятельной личностью царственного командира, в эту конную дивизию пошли артиллеристы, пехотинцы и даже моряки, пришедшие с пулеметной командой матросов Балтийского флота...

Вообще, «Дикая дивизия» совмещала несовместимое. Офицеры ее переливались, как цвета радуги, по крайней мере, двумя десятками национальностей. Были французы – принц Наполеон Мюрат и полковник Бертрен; были двое итальян ских маркизов – братья Альбицци. Был поляк – князь Станислав Радзивилл и был персидский принц Фазула-Мирза. А сколько еще было представителей русской знати, грузинских, армянских и горских князей, а также финских, шведских и прибалтийских баронов...

И многие офицеры в черкесках могли увидеть имена свои на страницах Готского альманаха.

Дивизия сформирована была на Северном Кавказе... и в четыре месяца обучили ее и бросили на австрийский фронт. Еще только двигалась она на запад эшелон за эшелоном, а уже далеко впереди этих эшелонов неслась легенда. Неслась через проволочные заграждения и окопы. Неслась по венгерской равнине к Будапешту и Вене... Говорили, что на русском фронте появилась страшная конница откуда-то из глубин Азии...».

Алые башлыки

26 ноября Кавказская конная дивизия через Львов начала «проходное выдвижение» в юго-западном направлении к городу Самбору. В тот день в столице Галиции, Львове, свидетелем шествия частей дивизии по его улицам стал граф Илья Льво вич Толстой, сын Льва Николаевича Толстого. Он как журналист и писатель приехал в этот город, всего лишь месяц назад освобожденный русскими войсками от австрийцев. О своих впечатлениях и чувствах, вызванных увиденными им кавказскими полками, Илья Львович расскажет в очерке «Алые башлыки», опубликованном в начале 1915 года в московском журнале «День печати» и перепечатанном газетой «Терские ведомости».

«Первое мое знакомство с «Кавказской Туземной конной дивизией», – писал Толстой, – произошло во Львове, когда командир корпуса производил ее смотр. Это было в самом центре города, против лучшего отеля, в 12 часов дня, когда улицы были запружены народом, и когда жизнь большого города кипела в полном разгаре. Полки проходили в конном строю, в походном порядке, один за одним, один красивее другого, и весь город в продолжение целого часа любовался и дивился невиданным дотоле зрелищем... Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо – то тип; что ни выражение – выражение свое, личное; что ни взгляд – мощь и отвага...».

Восхищенный кавказскими всадниками, влившимися добровольцами в ряды российской армии, Илья Львович вспомнил и трагические страницы истории взаимоотношений России и Кавказа: «Много лет тому назад эти люди упорно с нами воевали, а теперь они настолько слились с Россией, что сами добровольно пришли сюда для того, чтобы общими усилиями сломить упорство нашего, теперь уже общего, опасного и сильного врага.

Как тогда Кавказ боролся и все приносил в жертву своей независимости, так теперь он выслал к нам лучших своих представителей, для того чтобы вместе с нами встать на за щиту независимости не только нашей родины, но тем самым и всей Европы от губительного нашествия новых варваров... Весь состав дивизии – вольные всадники, вооруженные своим оружием, сидящие на своих конях, добровольно и сознательно записавшиеся в ряды войск...». Далее Илья Львович Толстой говорит в статье о том, что после того, как он увидел всадников и офицеров кавказских полков на улицах Львова, его «потянуло» к этим «интересным, сильным людям», и ему удалось познакомиться с офицерами и всадниками. «С тех пор я полтора месяца провел в ближайшем соприкосновении с этими частями и не только полюбил весь их состав, начиная с высшего и до последнего рядового, но и научился глубоко его уважать. Я видел людей и в походе, и на стоянках, и в боях. Их называли «дикими», потому что на них надеты страшные мохнатые папахи, потому что они завязывают на голове башлыки, как чалмы, и потому что многие из них... – абреки, земляки знаменитого Зелимхана...». «Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», – рассказывал Толстой, – мне указывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили несколько человек, – и что же я видел? Я видел этих убийц, нянчивших и кормящих остатками своего шашлыка чужих детей; я видел, как полки снимались со своих стоянок, и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только платили, но и помогали своими подаяниями; я видел их выполняющими самые трудные и сложные военные поручения; и я видел их в боях – дисциплинированных, безумно отважных и непоколебимых. Много у меня от этого времени осталось впечатлений, самых интересных, которые я берегу в своей душе, как ценные воспоминания и как дорогой психологический материал. К сожалению, нескольких моих друзей теперь уже нет в живых. Одни пали еще при мне. О смерти других я узнал недавно, уже здесь, в Москве...».

Илья Львович, с любовью рассказывая о Кавказской конной дивизии, в условиях войны не мог назвать имен знакомых ему офицеров, как не мог сказать и о том, что в середине декабря 1914 года его родной брат, прапорщик Михаил Толстой, будет зачислен на службу во 2-й Дагестанский полк...

Как становились героями

Документы полков и штаба Кавказской конной дивизии донесли до нас имена героев боев, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всем протяжении войны с 1914-го по 1917 год. В тот период через службу в дивизии прошло до 7000 всадников – уроженцев Кавказа (полки, понесшие потери в боях и сокращавшиеся за счет отчисления «вовсе от службы» всадников по ранениям и болезням, четырежды пополнялись приходом с мест их формирования запасных сотен). Более половины из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость», а большинство офицеров удостоены орденов. К сожалению, рассказать обо всех героях Кавказской конной дивизии просто нереально – настолько их много.

Ингушский конный полк начал боевые действия в Карпатах у села Рыбне. Позже в наградных представлениях на его командира полковника Георгия Алексеевича Мерчуле, в сведениях «Награды за текущую кампанию», первым будет указан орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, которым его наградят согласно Высочайшему приказу от 9 января 1915 года «за бой при селе Рыбне 13 декабря 1914 года».

Орденом св. Владимира 3-й ст. с мечами за бои в Карпатах будет награжден полковник Ингушского полка принц Наполеон Мюрат (орден св. Владимира 4-й степени он получил в период Русско-японской войны). Об одном из боевых эпизодов во фронтовой жизни этого удивительного человека рассказал в книге «Дикая дивизия» Николай Николаевич Брешко-Брешковский: «Здесь, в Карпатах, он спасает положение всей бригады, почти отрезанной, когда на лямках ему были поданы пулеметы... Он с горстью своих людей находился на такой круче – поднять ся к нему никакой возможности не было! Тогда Мюрат приказал спустить длинные-длинные веревки, и на этих веревках его люди подтянули пулеметы. Из них он открыл такой огонь – австрийцы бежали в панике!».

Вполне вероятно, что именно за этот подвиг Наполеон Мюрат и стал кавалером ордена св. Владимира 3-й степени, который давался офицерам, состоявшим в чине, начиная от полковника.

15 февраля 1915 года командир полка Георгий Алексеевич Мерчуле представил принца Мюрата к еще более высокой на граде и в своем рапорте командиру 3-й бригады писал: «Прошу Вашего ходатайства о награждении принца Наполеона Мюрата за рекогносцировку с 2-го по 9 января с. г. высот Устрижижи Горны Георгиевским оружием».

Но взамен Георгиевского оружия Мюрату было «объявлено Высочайшее благоволение за отличия в боях».

«Этот рожденный для войны офицер переживал трагедию, – писал о принце Наполеоне Мюрате Брешко-Брешковский, встречавшийся с ним летом 1915 года. – Его последние трофеи и подвиги были в буквальном смысле последними. Он все еще силен, все еще может гнуть монеты, но уже постепенно лишается ног. Дают знать себя подагра мирного времени и ревматизм трех войн и, самое главное, зимние бои в Карпатах с их стужею, когда ему отморозило обе ноги».

В ноябре 1915 года, когда здоровье полковника Наполеона Мюрата еще более ухудшится, он вынужден будет расстаться со своим полком и однополчанами и выедет с Юго-Западного фронта в Тифлис для «прикомандирования в распоряжение Главнокомандующего Кавказской армией».

В должности адъютанта Ингушского конного полка служил корнет Александр Николаевич Баранов, потомственный дворянин, из выпускников Пажеского корпуса, участник похода в Ки тай в 1900–1901 годах и последовавшей вскоре Русско-японской войны, отмеченный боевыми наградами. В Кавказскую конную дивизию он пришел из запаса. Хорошо его знавший писатель Брешко-Брешковский в книге «Дикая дивизия» скажет о нем: «Баранов, единственный из русских в Ингушском полку... безупречно мог носить кавказскую форму. Его тонкая талия была создана для черкески, и в ней, будучи среднего роста, он казался много выше».

Сражался корнет Александр Николаевич Баранов отважно. Как видно из документов, уже в декабре и январе он заслужил два ордена: св. Анны 3-й степени с мечами и бантом – «за бой у села Полянчики 11 декабря 1914 года» и св. Владимира 4-й сте пени с мечами и бантом – «за бой у сел Кривка, Цу-Кривка 23–24 января 1915 года».

А за доблесть, проявленную корнетом Барановым 13 декабря 1914 года у карпатского села Рыбне, командир полка полковник Мерчуле представит его к награждению Георгиевским оружием. Наградное представление раскрывает перед нами подробности боя, который в тот день вели Ингушский и Черкесский полки: «В бою 13 декабря 1914 года при наступлении 3-й бригады Кавказской туземной конной дивизии на высоту с белым домом, когда австрийцы, засевшие в окопах, открыли по нашим цепям сильный и действительный огонь, адъютант Ингушского конного полка корнет Баранов верхом, взяв в лямку пулемет, под пулеметным огнем вывез его галопом на линию цепей, а затем таким же образом вывез другой пулемет и, кроме того, два раза подвозил к ним патроны. Неоднократно подвергая свою жизнь явной опасности этой доблестной, самоотверженной деятельностью, корнет Баранов не только доставил нашим цепям возможность быстро двигаться вперед, но и парировать начавший обрисовываться обход нашего фланга противником и, таким образом, содействовал достижению цели, поставленной всей бригаде. Будучи лично свидетелем описанного подвига корнета Баранова, ходатайствую о награждении сего обер-офицера Георгиевским оружием». Наградой корнета Баранова «за бой при селе Рыбне 13 декабря 1914 года» станет объявленное ему Высочайшее благоволение.

И как бы итогом боевой деятельности Кавказской конной дивизии в Карпатской операции станет награждение Высочайшим приказом от 3 марта 1915 года по представлению Георгиевской думы Юго-Западного фронта орденом св. Георгия 4-й степени ее командира Великого Князя Михаила Александровича. Он на граждался за то, что, командуя отрядом, состоявшим из частей дивизии и приданных пехотных полков, «в период январских боев за обладание проходами в Карпатах, подвергая свою жизнь явной опасности и будучи под шрапнельным огнем противника, примером личной храбрости и мужества воодушевлял и обо дрял войска своего отряда, причем выдержал с 14-го по 25-е января натиск превосходящих сил противника на весьма важное направление – на Ломна – Старое Место, а затем при переходе в наступление активным действием содействовал успешному его развитию».

Особо отличилась в бою за Цу-Бабино 4-я сотня Ингушского полка под командованием штабс-ротмистра князя Михаила Георгиевича Химшиева, участника Русско-японской войны, в 1901 году окончившего Николаевское кавалерийское училище, в котором он проходил курс обучения в одном эскадроне вместе с Абдул-Меджидом Чермоевым. О мужестве как самого командира, награжденного орденом св. Георгия 4-й степени, так и его всадников-ингушей говорит наградное представление, состав ленное на Химшиева полковником Мерчуле: «В бою 15 февраля 1915 года у села Цу-Бабино атаковал в конном строю австрийцев, выбил их из окопов у опушки леса у села Цу-Бабино, ворвался в деревню и истребил в рукопашной схватке роту пехоты, чем оказал содействие овладению селом Цу-Бабино».

Таких примеров – множество

Кавалерами самой почетной боевой награды российского офицерства – орденом Святого Георгия 4-й степени – стали в «Дикой дивизии»» ингуши: генерал-майор Бекбузаров Сосланбек Сосаркиевич, полковник Долгиев Касым Гайриевич, поручик Богатырев Хаджи-Мурат Керимович.

С. Бекбузаров прошел путь от простого солдата до генерала, командира крупного воинского соединения. За личную хра брость и боевые отличия, проявленные в боях против германцев, летом 1916 года полковник Бекбузаров был награжден золотым Георгиевским оружием с надписью «За храбрость». Позже С. Бекбузаров был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени и многих военных орденов.

Полковник К. Долгиев был одним из первых ингушских офицеров-артиллеристов. Из Наградного листа подполковника К. Долгиева: «В мае 1915 года, командуя 6-й батареей 21-й артиллерийской бригады, умелыми и слаженными действиями предотвратил разгром австро-германскими частями 81-го Апшеронского пехотного полка и способствовал занятию русски ми войсками стратегических позиций г. Синявы».

Поручик Богатырев Хаджи-Мурат Керимович в бою 25 июня 1917 года «при прорыве укрепленной позиции противника, командуя ротой, личным примером обычной ему беззаветной храбрости, увлекая солдат под сильнейшим артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем, овладел шестью линиями укрепленных окопов неприятеля, ворвался на артиллерийские позиции противника и захватил стреляющую батарею из 4-х орудий. Преследовал противника, забирая пленных и трофеи. Когда противник перешел в контратаку, и наши солдаты дрогнули, поручик Богатырев сильной речью за царя и Отечество удержал свою роту на месте, чем остановил и других». Противник был отброшен. Бросившись преследо вать неприятеля, поручик Богатырев был убит пулею в голову. Орден Святого Георгия 4-й степени, которым был посмертно награжден Хаджи-Мурат Керимович Богатырев, срочным курьером был отправлен в Терскую область с предписанием «начальнику области для передачи с подобающими воинскими почестями благонравным и почтенным родителям поручика Х.-М. Богатырева».

Кавалерами золотого Георгиевского оружия «За храбрость» стали десять ингушей: поручик Базоркин Крым-Султан Бану хоевич, штабс-ротмистр Базоркин Николай (Мурат) Алексан дрович, генерал-майор Бекбузаров Сосланбек Сосаркиевич, ротмистр Бек-Боров Султанбек Заурбекович, поручик Гулиев Эльмурза (Мирза) Дударович, штабс-ротмистр Долтмурзиев Султан-Бек Дениевич, полковник Котиев Асланбек Байтиевич, подпоручик Маматиев Асланбек Гальмиевич, генерал-майор Нальгиев Эльберт Асмарзиевич, генерал-майор Укуров Тонт Наурузович.

Из наградного листа, подписанного Мерчуле: «Корнет Базор кин, посланный 22 февраля 1915 года с разъездом в сел. Езераны и далее, до соприкосновения с противником и найдя окраину деревни, занятой австрийской пехотой, атаковал ее в конном строю, выбил из Езераны, захватил семь человек пленными, занял противоположную опушку селения и, оставаясь в соприкосновении с превосходящими конными частями противника, в течение двух суток давал точные и верные сведения о его силах и маневрировании….». На полях наградного листа собственноручно сделана запись: «Ходатайствую. Командующий «Кавказской Туземной конной дивизии» Свиты Его Величества генерал-майор Великий Князь МИХАИЛ (подпись).

Поручик Крым-Султан Банухоевич Базоркин погиб 15 июля 1916 года в бою под селением Езержаны (австрийская Галиция), командуя сотней. Награжден золотым Георгиевским оружием (посмертно).

Штаб-ротмистр Николай (Мурат) Александрович Базоркин за боевые отличия и личную храбрость также был Высочайшим приказом награжден золотым Георгиевским оружием «За храбрость».

Ротмистр Султанбек Заурбекович Бек-Боров перевелся командиром 3-й сотни Ингушского конного полка «Дикой диви зии» в 1915 году. За храбрость и мужество, проявленные в бою под селением Езержаны, был посмертно представлен к ордену Святого Георгия 4-й степени. Был кавалером многих других на град Российской Императорской армии.

Всю войну в составе Ингушского конного полка «Дикой дивизии» прошел Гулиев Эльмурза (Мирза) Дударович. Добро вольцем вступил в полк в чине прапорщика. Дослужился до чина поручика, стал кавалером Георгиевского оружия. О его подвиге свидетельствует наградной лист: «В бою 15 февраля 1915 года у деревни Цу-Бабино, командуя взводом в конном строю, под сильным огнем противника прошел вплавь реку Ломницу, прорвал окопы противника и зашел ему в тыл, благо даря чему произвел в рядах противника панику и заставил бежать, понеся большие потери; спешив взвод, продолжал пре следовать противника, чем содействовал успешному действию полка».

Кавалером Георгиевского оружия «За храбрость», наряду с другими орденами, стал блестящий и славный кадровый военный – полковник Котиев Асланбек Байтиевич. Именно он в мае 1917 года приказом Главнокомандующего назначен командиром Ингушского конного полка «Кавказской Туземной конной дивизии», сменив в этой должности полковника Г. Мерчуле. Участник Корниловского выступления.

Высочайшим указом от 9 марта 1915 года за боевые отличия и личную храбрость был награжден золотым Георгиевским оружием Укуров Тонт Наурузович, который в бою с австрий цами у селения Заберже 26 августа 1915 года был тяжело ранен и по выходе в отставку Высочайшим приказом был произведен (досрочно) в генерал-майоры.

Мировая слава

О боевых делах Кавказской конной дивизии, отваге ее всадни ков и офицеров шла слава по всему Юго-Западному фронту, где сражались кавказские полки, по России и родному для них Кавказу.

16 апреля 1915 года ежедневная литературно-политическая газета «Кавказ», выходившая в Тифлисе, поместила очерк «Кавказцы», перепечатанный со страниц одной из центральных российских газет, предварив его вступител ными словами: «В «Новом времени» напечатано подробное и

весьма интересное описание боевой работы подвизавшейся на Западном фронте Кавказской мусульманской дивизии». Неизвестный нам корреспондент, побывавший на фронте в Кавказской конной дивизии, весьма красочно и выразительно, с чувством искреннего восхищения рассказывал о героях-кав казцах и конкретно о двух проведенных ими в феврале боевых операциях – по взятию «деревни Ц.» – Цу-Бабино и «города С.» – Станиславова.

«Дела Кавказской дивизии у всех на устах, – читаем в очерке «Кавказцы». – Дивизия работает в беспрерывных боях и стычках с середины января, и каждое ее выступление в целом или отдельных полков – это сплошной героический подвиг, проявление высшего мужества.

Появление «людей в папахах» вблизи неприятеля сразу же производит должное действие. Немедленно принимаются исключительные меры обороны, укрепляются позиции, подвозят орудия и выдвигают тысячи людей против сотен. Но все это в большинстве случаев не имеет результата. Достаточно одного двух безумно смелых натисков горцев, – и австрийцы бросают свои позиции, орудия, раненых и бегут...».

Далее корреспондент газеты «Новое время» в подтвержд ние своих слов рассказывает о «последних боевых эпизодах» из фронтовой жизни дивизии, озаглавив первый из них как «Бой под Ц.», где 15 февраля сражались Ингушский и Черкесский полки, и где на долю их сотен «выпало занятие сильно укре пленной позиции при селении Ц.» – Цу-Бабино.

«Накануне атаки произведенная разведка выяснила, что селение занимают два полных батальона пехоты при восьми орудиях и шести пулеметах и пред деревней, на верхнем склоне горы, устроены прочные окопы, защищенные проволочными заграждениями. Взять в конном строю эту сильную нагорную позицию, господствующую над окружающей местностью, пред ставлялось почти невозможным. Поэтому решили атаковать в пешем рассыпном строю в наиболее уязвимом месте – левой околице Ц.».

Зимний день 15 февраля, как пишет автор очерка, выдался на редкость ясным и солнечным. С утра сотни в полной боевой готовности двинулись вперед и лавой стали переправляться «через первую речку» (всего речек было три). Переправа через первую реку «удалась». Но уже при переходе через вторую не приятель открыл по сотням огонь, и в результате «переправа через последнюю речку» (это была река Ломница) далась осо бенно тяжело: в это время «огонь орудий, пулеметов и винтовок достиг высшего напряжения. Над головами рвались шрапнели, неслись пули, лошади стали нервничать. Однако и здесь не по следовало приказания отступить».

Река Ломница преодолена, и тут на ее правом берегу под шквальным огнем противника «настал самый трудный мо мент – спешивания. Люди разгорячились, лошади, напуганные канонадой, с трудом слушались всадников». Но выполнен при каз полковых и сотенных командиров, и первые цепи спешенных всадников Ингушского и Черкесского полков устремились вперед, к деревне Цу-Бабино, «через холм, увлекая за собой всю остальную массу. С криком «Алла! Алла!», заглушавшим временами канонаду, перескочили сотни холм и понеслись на кручу, встречаемые залпами и, идя, как казалось, на верную гибель. Сдержать людей уже не было возможности».

«С неимоверной быстротой», читаем в очерке, спешенные сотни оказались у «проволочных заграждений, прорвали их, через упавших перескакивали следующие всадники, и, наконец, достигли окопов. Проскочили их и ворвались в Ц.» – Цу Бабино. Австрийцы дрогнули и в панике заметались, продолжая оказывать сопротивление. А в это время горячий бой шел в самой деревне. «Горцы работали кинжалами и винтовками, охотились за убегавшим неприятелем, выволакивали оставшихся в окопах и выбивали австрийцев из домов».

Не выдержав натиска сотен Ингушского и Черкесского полков, австрийцы в панике отступили из Цу-Бабино. «Через полчаса поле сражения представляло такую картину: австрийцы были окончательно разбиты, всюду валялись убитые и раненые, – свидетельствовал автор очерка. – Одних убитых на считали 370 человек, причем со смертельными кинжальными ранами из них оказалось 130 человек...

За это дело наиболее отличившиеся получили Георгиевские кресты, а сотням выражена благодарность от имени высшего командования».

В истории сохранилось и много других подвигов воинов «Ди кой дивизии». Например, переправа через Днестр чеченской полу сотни, которая с ходу заняла плацдарм, захватив при этом в плен 250 австрийцев и венгров. Этот плацдарм позже сыграет важную роль в ходе знаменитого Брусиловского прорыва, а вся полусотня будет затем награждена императором Георгиевскими крестами.

Особенно ярко описывается ставший легендой подвиг Ингушского полка, атаковавшего знаменитую Железную дивизию кайзера, которая наводила ужас на войска англичан и французов. В этом сражении, состоявшемся 15 июля 1916 г., три тысячи немецких штыков, пулеметы и тяжелая артиллерия противостояли 500 саблям кавказских горцев. Но, несмотря на такое превосходство противника, ингуши бросились в лобовую атаку, и через полтора часа гордость кайзеровской армии перестала существовать.

Вот что, как свидетельствуют, сообщал в своей телеграмме Мерчуле: «Я и офицеры Ингушского полка горды и счастливы довести до сведения Вашего превосходительства и просят передать доблестному ингушскому народу о лихой конной атаке 15-го сего июля. Как горный обвал обрушились ингуши на германцев и смяли их в грозной битве, усеяв поле сражения телами убитых врагов, уводя с собой много пленных, взяв два тяжелых орудия и массу военной добычи. Славные всадники ингуши встретят ныне праздник Байрам, радостно вспоминая день своего геройского подвига, который навсегда останется в летописях народа, выславшего своих лучших сынов на защиту общей Родины».

«Вечная память храбрым джигитам», – писал в своем приказе по дивизии генерал-лейтенант князь Дмитрий Багратион.

«Джигит» Георгий

Очерк «Кавказцы» заканчивался словами о том, что «в составе дивизии есть уже немало храбрецов, награжденных Георгием. Георгия горцы называют «Джигитом» и очень чтут его...».

И действительно, Святой Георгий Победоносец, покровитель российских воинов, изображение которого помещалось на лицевой стороне Георгиевского креста – он восседал на коне и копьем поражал дракона, символизирующего врага, – у горцев Кавказа ассоциировался с не знающим страха джигитом, каким, в сущности, и являлся каждый всадник Кавказской конной дивизии.

«Боевые награды всадниками очень ценились, – скажет в своем очерке «Кавказская Туземная конная дивизия» Алексей Арсеньев, – но, принимая крест, они настойчиво требовали, чтобы он был – не «с птицами», а – с «Джигитом»; кресты для иноверцев Императорской армии чеканились с двуглавым ор лом, а не с Георгием Победоносцем».

Необходимо отметить, что еще с 1844 года в России Высочайшим приказом было установлено, чтобы ордена для офицеров, а также знаки отличия военного ордена – Георгиевские кресты для нижних чинов – тех, кто исповедовал ислам («магометан ство»), выдавались не с изображениями христианских святых, в честь которых учреждались награды, а с государственным гербом – двуглавым орлом. Такие награды именовались, как «для нехристиан установленные».

«Были случаи, когда кавказские всадники-мусульмане даже отказывались принять Георгиевские кресты, на которых вместо св. Георгия был выбит государственный герб, как в начале во йны это делалось для лиц нехристианского вероисповедания, – напишет в воспоминаниях «В Ингушском конном полку» бывший корнет Ингушского полка Анатолий Марков. – К счастью, скоро правительство отменило это правило, и все Георгиевские кавалеры стали награждаться одинаковыми для всех знаками отличия военного ордена».

Яркой иллюстрацией к повествованию о Кавказской конной дивизии служат сведения из статьи чиновника Главного управления почт и телеграфов М. М. Спиридонова, побывавшего в январе 1916 года на Юго-Западном фронте на боевых позициях всадников кавказских полков и рассказавшего об этом в статье «Всадники» на фронте», помещенной в одном из центральных российских изданий и перепечатанной газетой «Терские ведомости». «...На врага они идут только с высоко поднятой головой, – писал о «всадниках на фронте» М. М. Спиридонов, – и в первое время не было никакой возможности заставить их подползать к вражеским окопам во время наступления. «Всадник не может ползать», – говорят они, и «в открытую» идут под пулеметный огонь, часто бросаются на него в конном строю... Когда недавно командующему дивизией понадобилось послать по делам дивизии 15 человек в Тифлис на несколько дней, и он вызвал охотников ехать, – дивизия ответила гробовым молчанием: никто не хотел уезжать с фронта. Бросили жребий, и те, на которых он выпал, должны были выехать на следующий день, но... утром их не оказа лось. Товарищи только посмеивались и говорили: «Придут, когда другие уедут». Они попросту скрылись, чтобы не ехать с фронта, и действительно появились снова, когда были заменены другими...

Красив и трогательно своеобразен обряд, которым сопровождается атака всадников против врага. Полк уже построился к атаке и стоит, готовый каждую минуту броситься вперед. Вдруг, перед фронтом показывается один из всадников и от имени полка просит знаменосца остаться. Последний, седой старик, втыкает в землю древко бунчука, а сам застывает у его подножья с молитвенно сложенными руками и глазами, устремленными к небу. Все это дело нескольких секунд. Уже полк ринулся в атаку, уже смял ряды врагов и врезался в их гущу, а знаменосец молится до тех пор, пока полк не возвращается с победой. И когда затем командующий дивизией приступил к раздаче бое вых наград, то полк обратился к нему с просьбой дать Георгиевский крест знаменосцу: его храбрость была для полка несомненной, и его молитва помогла сломить врага».

А в Ингушском полку после победного боя за деревню Езераны родилась песня. В ее создание несомненно внес вклад и ротмистр Валериан Яковлевич Ивченко (Светлов), бывший редактором журнала «Нива». Эту песню, ставшую полковой, до сих пор помнят в Ингушетии. Вот первый куплет песни в том виде, как его исполняли ингушские всадники и как помнят его в народе:

Ми не знаю страха,

Не боится пули,

Нас ведут атака

Харабрий Мерчули!

Пушки ми отбили,

Ради от души.

Вся Россия знают

Джигити ингуши!

Последующие куплеты песни звучат так: 

Слово власти нас сзывало

С гор, наездников лихих.

Тесной дружбою сковало

Нас, кавказцев, удалых.

Белоснежные вершины

Гор Кавказа, вам привет!

Я не знаю, исполины,

Вас увижу или нет...

Завтра рано на рассвете

Полк в атаку поведут,

И быть может, после боя

Нас на бурках понесут...

Верность Отчизне

Одним из самых читаемых и известных в дореволюционной России изданий являлся еженедельный журнал «Нива», вы ходивший в Петербурге (с лета 1914-го – Петроград). В годы войны на его страницах публиковалось много материалов о фронтовых буднях и героях войны.

Особенно яркими, обращавшими на себя внимание читате лей «Нивы» стали очерки военного корреспондента журнала Николая Брешко-Брешковского, часто выезжавшего на фронт. Неоднократно бывал он в Кавказской конной дивизии, хорошо знал многих ее офицеров. «Прирожденные воины, – писал он о кавказцах. – Бранное поле со всеми кровавыми переживаниями – родная стихия для них. Безмерная храбрость и такая же выносливость». «Под стать легендарным кавказцам, – читаем далее в очерке, – и доблестный вождь их, Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Александрович... Горцы, все как на подбор лихие джигиты, высоко ценящие личную отвагу, с каким-то беззаветным восточным фанатизмом боготворят своего вождя. И когда перед сотнями их появляется Великий Князь – смуглые горбоносые лица как-то просветляются вдруг под косматыми, ужас наводящими на врага, папахами. Между собой они любовно называют Великого Князя «наш Михаил»... Великий Князь поименно знает всех своих офицеров, до прапорщиков включительно».

Великий Князь был достоин своих воинов. 17 марта 1916 года всадникам и офицерам был озвучен приказ №100 «Кавказской Туземной конной дивизии», в котором приводился «приказ Августейшего бывшего командующего дивизией» Великого Князя Михаила Александровича: «Высочайшим приказом 4-го февраля сего года Я назначен командующим 2-м кавалерийским корпусом. Полтора года тому назад волею Государя Императора Я был поставлен во главе «Кавказской Туземной конной дивизии», командуя которой заслужил орден св. Георгия 4-й степени, Георгиевское оружие и орден св. Владимира 3-й степени с меча ми и с которою отныне связан неразрывными узами совместной боевой службы Царю и Родине в переживаемые военные дни.

С глубоким волнением и сердечной благодарностью вспоминаю геройскую службу всех чинов дивизии, от генерала до послед него всадника и солдата, в течение истекшего с тех пор времени.

Памятны Мне первые дни тяжких зимних боев в Карпатах... блестящие боевые действия весной на реках Днестре и Пруте... непрерывной цепью проходит в Моей памяти ряд боев в июле, августе и осенью 1915 года... у Шупарки, Новоселка-Костюкова, в районе Доброполе и Гайворонка, увенчанные блестящими конными делами, каковые составляют одну из лучших страниц Истории нашей конницы...».

Говоря о том, как высоко были оценены командованием и самим императором Николаем II боевые заслуги дивизии на полях сражений с декабря 1914-го по март 1916 года, Великий Князь Михаил Александрович в своем приказе укажет: «За это время чины дивизии были удостоены награждения: 16 офицеров – ордена св. Георгия, в том числе, павший смертью храбрых доблестный командир Чеченского конного полка полковник Святополк Мирский – ордена св. Георгия 3-й степени; 18 офицеров – Георгиевского оружия; 3744 всадника и нижних чинов Георгиевскими крестами и 2344 всадника и нижних чинов Георгиевскими медалями. Пожалованные Мне высшие знаки отличия отношу всецело к доблестной работе дивизии».

Вспоминая о павших и раненых в боях офицерах и всадниках и отдавая должное памяти погибших, Великий Князь Михаил Александрович скажет: «О самоотверженной боевой работе дивизии свидетельствуют цифры понесенных ею потерь: за это время убито и умерло от ран 23 офицера, 260 всадников и ниж них чинов, ранено и контужено 144 офицера, 1438 всадников и нижних чинов.

Вечная память героям, своей смертью в бою запечатлевшим великий подвиг служения Царю и Родине!

Неисчислимы все отдельные подвиги героев-кавказцев, представителей доблестных народов Кавказа, своей беззаветной службою явивших непоколебимую верность Царю и общей Ро дине и увековечивших неувядаемой славою молодые кавказские полки, ныне закаленные в кровавых боях.

Пусть слава о них будет воспета в аулах родного Кавказа, пусть память о них навеки живет в сердцах народа, пусть за слуги их будут записаны для потомков золотыми буквами на страницах Истории. Я же до конца Моих дней буду гордиться тем, что был начальником горных орлов Кавказа, отныне столь близких моему сердцу...

Еще раз благодарю вас всех, мои дорогие боевые соратники, за вашу честную службу...».

В марте 1770 года, в местечке Барта Босе, ингушские старшины приняли Присягу и вошли в состав России. С того дня они принимали участие во всех войнах, которые вела Россия, про являя при этом героизм и воинскую доблесть. Как ингушские полки в целом, так и отдельные их представители награждались высшими воинскими наградами России. Достаточно сказать, что малочисленный ингушский народ дал России шесть генералов, сотни Георгиевских кавалеров, в том числе и награжденных четырьмя «Георгиями». Только за три овеянных боевой славой года существования Ингушского полка Дикой дивизии, по сохранившимся документам полными Георгиевскими кавалерами стали: 

• Арчаков Арчак Гакиевич, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Бек-Боров Заурбек Темуркович, штабс-ротмистр Российской Императорской армии
  
• Бекмурзиев Бексултан Исиевич, корнет Российской Императорской армии
  
• Гагиев Бета (Бота) Экиевич, юнкер Российской Императорской армии
  
• Дахкильгов Магомед-Султан Эльберд-Хаджиевич, поручик Российской Императорской армии
  
• Дзагиев Эсаки Султанович, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Долтмурзиев Султан-Бек Дениевич, поручик Российской Императорской армии
  
• Картоев Хасбот Цозгович, старший урядник Российской Императорской армии
  
• Киев Усман Мити-Хаджиевич, юнкер Российской Императорской армии
  
• Костоев Хусейн (Гусейн) Хасботович, вахмистр Российской Императорской армии
  
• Мальсагов Ахмет Артаганович, вахмистр Российской Императорской армии
  
• Мальсагов Исмаил Гаирбекович, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Мальсагов Марзабек Саралиевич, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Мальсагов Мурад Эльбурзович, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Мальсагов Муса Хаджукоевич, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Маматиев Асланбек Гальмиевич, подпоручик Российской Императорской армии
  
• Маршани Беслан Кациевич, подпоручик Российской Императорской армии
  
• Местоев Хаджи-Мурад Заурбекович, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Оздоев Ахмед Идигович, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Цороев Заули (Марзабек) Заурбекович, урядник Российской Императорской армии
  
• Орцханов Хизир Идиг-Хаджиевич, корнет Российской Императорской армии
  
• Плиев Алисхан Баталиевич, поручик Российской Императорской армии
  
• Плиев Юсуп Зейтулович, юнкер Российской Императорской армии
  
• Холухоев Абдул-Азис Моусиевич, прапорщик Российской Императорской армии
  
• Холухоев Джабраил Боткоевич, старший урядник Российской Императорской армии
  
• Тумахоев Той Кантышевич, юнкер Российской Императорской армии
  

Верой и правдой служили они своей новой большой Родине.

В горах Восточных Карпат, на Румынском фронте, встречали всадники и офицеры Кавказской конной дивизии новый, 1917 год. И никому из них не суждено было знать, какими потрясениями обрушится пришедший год на страну и как отразится на судьбе каждого из них, никто из них не мог пред видеть, что скоро в России, как и на Кавказе, грянет братоубийственная гражданская война, которая кровавой межой разделит многих однополчан, превратив их в непримиримых противников...

Корнет Кабардинского полка Алексей Арсеньев в своих воспоминаниях о тех днях напишет: «Отречение Государя от престола потрясло всех; того «энтузиазма», с которым все население, по утверждению творцов революции, «встретило ее», не было; была общая растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что теперь – «все позволено».

Всюду развевались красные флаги, пестрели красные банты. В «Дикой дивизии» их не надели – кроме обозников и матросов пулеметчиков».

Революционные события в Петрограде существенных перемен в жизнь Кавказской конной дивизии не внесли. До послед него в «Дикой» сохранялись твердая воинская дисциплина и верность воинскому долгу, уважение всадников к своим командирам, многие из которых, начав войну рядовыми «охотника ми», за боевые заслуги получили офицерские чины. Совсем скоро кавказские полки окажутся на гребне сложных политических событий, произошедших в стране в конце августа 1917 года. И сыны Кавказа, прославившие себя на полях сражений с внеш ним врагом, сумеют с честью выйти из создавшегося положения и не окажутся в тот переломный период истории вовлеченными в междоусобную братоубийственную войну в России. Представить, что было бы, если бы «орлы Кавказа» стали участниками подавления революционного движения, нетрудно. Но этого не произошло. И это уже совсем другая история….

По книге О.Л. Опрышко «Кавказская конная дивизия».